Открыли книгу молитв, и по склепу прокатился звучный, торжественный голос примаса, предающий могиле и тлению хладное тело, скрытое от наших глаз лишь бархатным покровом и золочеными досками гроба. Прозвучали последние страшные слова о пепле и прахе. Гроб поставили в нишу. Далеко заиграл орган, и голоса хористов сплелись в величественном «Знаю, Искупитель мой жив»[17]. Когда пение скорбно умолкло, над головами раздался новый громоподобный звук: большой колокол церкви Святого Михаила возвестил всему Витрополю, что юный наследник Ангрии и Веллингтонии обрел упокоение в последнем приюте своей царственной родни. Немного слез пролилось на гроб малолетнего принца. Ни одной из глаз его отца, ни одной из глаз его деда, его дядюшки Фидены[18] или незнакомцев. Мина рыдала, как сказал Заморна, по своему питомцу, Фицартур – по товарищу детских игр, однако в остальном наследник двух тронов не сподобился от тысяч своих будущих подданных никаких проявлений жалости.
Все уже собирались выйти из склепа, когда причетник внезапно выступил вперед. Он положил руку на возвышение, где прежде стоял гроб, и, возведя к потолку глаза, сиявшие из-за маски подобно стали, хриплым голосом, который я слышал за двести миль отсюда две ночи назад, проговорил:
Уж смерть ледяной рукою
Второй нанесла удар,
Навеки земля упокоит
Дарительницу и Дар,
Уж плод увял до срока,
А розы цветок облетел,
Теперь он лежит одиноко,
Забыт средь суетных дел.
Поднимется к выси небесной
Облак, что их гнетет,
Тайны порвется завеса,
И заклятье падет.
Но слаб ветерок, что витает
Под сводом сумрачных туч,
Не скоро туман растает
И первый проглянет луч.
Властны скитальца веленья,
Заклятия тяжек гнет,
Наложенный в час их рожденья
На многие годы вперед.
Доколь не придет минута,
Не выбраться им из тенет,
Чар колдовские путы
Смертный не разорвет!
Ждите в ночи непроглядной, когда лишь звезды и темь:
Звезды растают в небе, и воссияет день!
Никто из присутствующих не удивился. Стенхоуп и Самнер тихо обменялись несколькими словами, а Фидена пробормотал: «Хм, слыхал я что-то подобное». Остальные, судя по виду, были полностью в курсе загадочных обстоятельств.
Теперь все покинули усыпальницу и вслед за причетником, освещавшим дорогу, прошли через темный притихший собор к экипажам. Мину, даму под вуалью и Эрнеста Фицартура Заморна усадил в свою карету, потом влез сам и велел трогать. Следом отбыли Фидена и Розендейл. Остались герцог Веллингтон, леди Сеймур, я и незнакомец. Он что-то тихо сказал герцогу тем же тихим, очень мелодичным голосом, что и прежде, затем подал руку моей тетке. Та с готовностью на нее оперлась, и он подсадил тетушку в карету. Отец тоже забрался внутрь, оставив меня наедине с незнакомцем.
