Через месяц дедушка снова отправился в экспедицию, в Среднюю Азию. Оказывается, его неожиданный приезд был сопряжен с новым изобретением, которое непостижимым для меня образом улавливало местонахождение души в теле человека. Как известно, прибор показал, что дедушкина душа находится в его животе, чему я, честно говоря, мало верил, потому что был убежден – дедушка не может быть ни насильником, ни убийцей. Я тогда думал примерно так: если дедушкины выводы правильны, то наверняка то место, где находилась его душа во время эксперимента, было чистой случайностью. Разве можно с одного раза говорить о постоянстве пребывания души. Мало ли куда может забрести душа активного, полного творческой энергии человека. А вообще-то самое подходящее место для его души – голова. Он очень умный. Или сердце – он так добр ко мне.
Но как бы то ни было, дедушкино изобретение не давало мне покоя. «Интересно, – думал я, – дедушка взял „ОКО“ с собой или спрятал в шкафу?»
С искушением заглянуть в заветный дедушкин шкаф я боролся недолго. Уже на следующий день, придя из школы, я быстро пообедал и сказал маме, что немного отдохну у дедушки в кабинете, а потом примусь за уроки. Мама не возражала.
Однако, к моему удивлению, дверь в кабинет была заперта. Такое случилось впервые. «Наверное, дедушка понял, что я наведывался в шкатулку, – подумал я со стыдом. – Что же делать?..»
Обычно мама прибегала домой в свой обеденный перерыв, чтобы покормить меня, и снова убегала. Работала она через дорогу, в школе. Дождавшись, когда мама ушла, я взял на кухне длинный хлебный нож и попытался проникнуть в дедушкин кабинет с его помощью. Мне удалось это с первого раза. Замок был старый, разболтанный, и запирающий язычок переместился без особого труда.
Войдя в кабинет, я плотно затворил за собой дверь и оказался в полной темноте. Это было для меня второй новостью. Значит, дедушка не только запер дверь, но и зашторил окно, выходившее во двор. Я включил свет. В глаза бросились некоторые перестановки: древнеегипетская мумия заняла горизонтальное положение вдоль стены, скелет перекочевал за шкаф, письменный стол был повёрнут тыльной стороной к окну и на нём, кроме настольной лампы и письменного прибора из белого мрамора, который дедушке вручили на работе в день его семидесятилетия, ничего не стояло. Из-под диванного сиденья, несколько вздыбленного, торчал уголок красной папки, будто диван показывал язык. А из тёмной рамы на меня пристально глядело доброе божество в галстуке с белым горошком.
