Медведи остановились у костра. Пламя отражалось в их мерцающих зрачках.
– Вот и транспорт. Ночь уже, но я думаю, подобная мелочь их не смущает, – молвил Клим. – Собираем имущество, и в дорогу! Только костер нужно залить.
– Я сбегаю за водой, – с готовностью предложил скоморох.
– Не стоит. Есть, мой друг, хороший дедовский способ. Не хватит у нас – медведи помогут.
Они охотно помогли.
Как мчались эти звери! Быстрее любых рысаков, быстрее, чем единороги эльфов, быстрее, чем ветер и молния! Вцепившись в шерсть, подскакивая при каждом гигантском прыжке, Клим не мог различить ни деревьев, ни пней, ни поваленных стволов – все тонуло во мраке и сливалось с ним при стремительном движении.
Корзина, привязанная к поясу, толкала его в ребра, и временами он различал страдальческий вопль кота; фляга и рукоять топорика били по бедрам, а на голову и плечи сыпались иглы, шишки и кора. Дороги тут не было, но в ней медведи не нуждались, перепрыгивали через ручьи и груды валежника, проламывались сквозь кусты и каким-то чудом избегали столкновений со стволами. Не обычные это звери, думал Клим, медведь, даже кадьякский, не так огромен, и уж тем более не может нестись час за часом с такой скоростью. Конечно, не семимильные сапоги и не экспресс Москва – Питер, но грех жаловаться. Прут, как танки, а танки грязи не боятся…
Он задремал, а когда очнулся, едва смог пошевелись сведенными судорогой пальцами.
Светало. Деревья, уже заметные в сером рассветном мареве, стремительно убегали назад, но ему казалось, что ели и сосны сменяются высокими березами, кленами и дубами. Сзади раздавался мягкий топот, и, оглянувшись, Клим увидел шута, распластанного на медвежьей спине. Третий зверь, бежавший без седока, мчался в арьергарде – возможно, охранял их компанию или служил сменным скакуном. Но и тот, что нес Клима, признаков утомления не выказывал, и могучие мышцы под мягкой шкурой работали словно поршни. Прыжок, прыжок, еще прыжок… Под этот мерный ритм Клим снова погрузился в сон, но неглубокий – чувствовал, как солнце греет плечи и как от медвежьей шкуры поднимается пар.
Остановку они сделали за час-полтора до полудня. Место было чудесным; светлая березовая роща, а перед нею – травянистый берег речной заводи, над которым гудели пчелы. Сияло утреннее солнце, на воде покачивались кувшинки, и на другом берегу широкой реки виднелась живописная возвышенность с тремя устремленными к небу пиками. Впрочем, к этим красотам природы Клим остался равнодушен. Он сполз с медвежьей спины, снял крышку с корзины и принялся подпрыгивать и приседать – ноги совсем занемели. Эти упражнения он делал под стоны шута и кота. Црым лежал ничком в траве, проклиная себя, лесного владыку и все медвежье племя, а хатуль мадан то вытягивал лапы с жалобным воплем, то заводил грустные песни. Джинн Бахлул пытался утешить кота мудрыми сентенциями о скоротечности земных бед и радостей.
