— Это была ваша последняя встреча?
— Да. В 1980-м я должен был встретиться с Володей в Париже, но не довелось.
— Ты хранишь текст баллады номер 352, написанной в Амстердаме и в Париже в 1978-м году?
— Да. И ещё текст "Песни для Володи", написанной в 1977-м. Той самой, которую мы пели вместе с Володей. Если хочешь, я найду его и пришлю тебе. Или специально для тебя включу в подборку своих стихов.
— Большое спасибо. Но только не для меня, а для Владимира Семёновича.
— Для вас обоих (это произведение Анджея Василевича и вправду было включено автором в подборку его поэтических произведений, опубликованных в журнале "Nowa Okolica Poetow" Nr 36/2012 — прим. авт.).
— Если ты не возражаешь, я попробую перевести это произведение на русский язык.
— Да, конечно, не возражаю.
Я не сказала Анджею, что мне придётся краснеть, переводя некоторые строки из его баллады… Неоднократно зардевшись, я всё же попыталась передать его мысли и ощущения. Справедливости ради замечу, что в подлиннике стихотворение содержит больше нецензурных слов.
Баллада номер 352
Мы вновь, Володь, в Париж махнули,
И стаканами водку глуиыш.
Нам здесь тверёзыми быть хули?
Геополитику разрушим.
И надо же, в Париже, в Риме,
Все распри словно ветром сдуло.
Мы нм статистику поднимем —
Нельзя славянам без загула.
У Центра Помппду мочиться,
Блевать нам на углу Нотрдама,
Славянским духам долго злиться —
Анастасии и Адама.
Встретим здесь Вайду, как туриста,
Марина по тебе заплачет.
Но не найдёт в бистро нас быстро,
В Мулен Руж не найдёт тем паче.
20.07.1978, Амстердам, 23.08.1980, Париж
У Анджея всё в порядке с чувством юмора. Может быть, именно поэтому он доволен, что Спилбергу понравичась малина на Бжеской, куда в 1979-м году он повёл Владимира Высоцкого… Столь же спокойно он относится к нецензурным словам и, не моргнув глазом, вводит их в поэтический оборот. Анджей очень любит озорничать. Прислав мне 14-го февраля валентинку, он очень удивился, как же я догадалась поблагодарить его за подарок: "Откуда ты узнала, что это я? Я же подписался — Рудольф…"
Но в его встречах с Владимиром Высоцким, кажется, совсем не было места шуткам и юмору. Может быть, потому что он воспринимал поэта чрезвычайно серьёзно, именно как легендарную личность. И даже во время дружеского застолья жадно впитывал атмосферу, ловил каждое слово, даже в большой компании стремился к тому, члобы его общение с поэтом напоминало встречу с глазу на глаз, встречу двоих друзей, без посторонних. Даже дамы сердца казались в таких ситуациях совершенно лишними.
