Выстрел прозвучал. Лермонтов упал. Его тело сорвалось со скалы…
И в тот же миг с Эрсилдунского холма сорвался огромный валун. Он долго катился вниз, и звук его падения заглушали раскаты грома, разрывая ушные перепонки зверей и птиц.
Лермонтову казалось, что он несется на том самом коне, который вез его много веков назад.
Он мчался на сером борзом коне, и только Ангелы видели, куда направил он его бег – в милую сердцу Шотландию. Вот долина, вот уже река, пока еще темно, но скоро ослепительный свет вырвет его из сырого и мрачного ущелья!
Еще миг, и он у цели, где на пути к Создателю ждёт его древняя шотландская Фея с прощальным поцелуем.
Так заканчивал своё последнее существование на земле Лермонт-стихотворец.
Великая гроза возвестила на оба мира, что уходил тот самый Томас, которого теперь считали величайшим российским стихотворцем, а любили больше всего, как и в древней Шотландии, на Кавказе…
На том Кавказе, где вместо колыбельной песни пела мне мама своим нежным голосом о звезде в высоком ночном небе, которая говорит с другой звездой, а из глубокой теснины родного нам Дарьяла спешил бурный Терек, под шум которого я засыпала.
И снились мне вечно юный Томас, прекрасный, как полубог, и его Королева. Он больше не страдал, весело играя на свирели, и глаза его, огромные и лучистые, сияли безмерной радостью.
Был ли это последний дар Королевы своему Поэту – венец всех его прожитых жизней и новых воплощений – Поэзия, достигшая совершенства, и последний уход, без старости и болезней, в сиянии вечной юности?!
Об этом знают лишь звезды, передавая эту историю одна другой. И так идут тысячелетия…
2005 г.
Нарты и Далимоны[1]
Из цикла «Сказки Большого Кавказа»
Глава 1
Караван большого ущелья
Шел караван в ночи по ущелью Дарьял, и в тишине был слышен топот верблюжьих ног, ступавших по каменистому пути. А сверху бесстрастно смотрели звезды, определив заранее судьбу каждого из погонщиков и разбойников, притаившихся у дороги.
И раздался стон женщины. Этот тяжкий стон так подействовал на обе стороны, что невольно выдали себя разбойники, и завязался бой. Погонщики и купцы в этот раз были не из робких, притом хорошо вооружены, прикупив на долгом своем пути через половину тогдашнего мира вместо затупившихся свежие дамасские клинки.
Бой превратился в настоящую бойню сильных и здоровых мужчин, так что жалобные звуки женщины были перекрыты рыком дерущихся и стоном умиравших. К рассвету никого в живых не было – ни тех, ни других.
