Кавказские новеллы | страница 91
Меня никогда не занимала судьба этого человека. Он попал на дно канала еще в ту пору, когда вмешался наш хороший друг по прозвищу Писо – «белый пушистый котенок», с грузинского. Это прозвище с детства соответствовало его доброму сердцу, многим на протяжении жизни он подставлял свое плечо друга.
Узнав от моего брата о моей истории с фотоаппаратом, он вскипел и через своих друзей детства авторитетно, как бывший честный хулиган и популярный в мальчишеском кругу футболист, затребовал торговца к себе. Они были представителями разных, как сейчас говорят, тусовок: один из одного хулиганского района, другой с армянской слободки.
Но Писо отпустил его, объяснив нам потом, что ему стало невыносимо противно бить этого человека, видя, как тот был готов к любому унижению. И нам пришлось извинить нашего друга, потому что мы с братом испытывали такую же брезгливость.
На этом тогда вся история и закончилась.
Версия, оживившая его, сейчас имела значение только для окончания истории Ламинки.
Когда московская теща армянина заговорила о том, что хватит ему помогать бывшей жене, поскольку у дочери в Америке все устроилось, и скоро она сама доберется до цветущей Флориды, этот человек, оплачивавший жилье Ламинки в ожидании визы и уроки английского языка, ответил ей: «Не трогайте этот вопрос. Это свято. Ира – мадонна!»
Ламинка, домашняя затворница во Флориде, каждое утро молится о здравии своего бывшего мужа, потому что на протяжении всей своей жизни она ни одного мужчину, кроме него, не любила.
Говорят, его нынешняя жена внешностью поразительно похожа на Ламинку…
2007 г.
Баллада о Лермонте-стихотворце
Из цикла «Время и Вечность»
На запад, на запад помчался бы я,Где цветут моих предков поля,Где в замке пустом, на туманных горах,Их забвенный покоится прах.М.Ю.Лермонтов
Юный корнет стоял на берегу подмосковной реки Клязьмы, смотрел, как на склоне неба догорала багряная заря, и думал о том, что в его жизни что-то остается для него непонятным, и, быть может, останется таким навсегда.
Однако очень часто он ощущал себя не в той местности, где находился в данный момент, о чем даже написал: «я здесь был рожден, но нездешний душой».
Тем временем на смену вечерней заре выплыл яркий месяц, и теперь корнет наблюдал его купание в серебряных водах.
Наконец он услышал стук копыт коня и долго ждал, но никто не появился. И так всякий раз – слышится стук копыт, он ждет, но никто не появляется.
Вместо этого промелькнуло и исчезло странное видение. Уже не в первый раз с ним происходило такое, и он отчего-то знал, что видение это из его прошлого, которое находилось за рамками его нынешней жизни.