Но об этом знали только те, кто сам был на фронте или рядом. Константин Симонов, вернувшись летом 1941 года в Москву из Белоруссии, где на его глазах немцы сожгли за десять минут шесть летевших без сопровождения огромных бомбардировщиков ТБ–3, понял, что не сможет рассказать правду даже самым близким: они были к такому совершенно не готовы. По мнению Симонова, имевшего возможность сравнить ситуацию на фронте с ее освещением в газетах, «наиболее далекие от реальности выводы могли в те дни связываться у читателей газет с материалами, посвященными нашей авиации».[148] Рассказать о том, что он увидел в воздухе над Бобруйским шоссе, Симонов не мог даже матери, сознавая, какой силы душевное потрясение обрушит «на нее, все еще продолжавшую жить довоенными представлениями» о небывалой мощи советской армии. По его мнению, из всех родов войск советской армии авиация в начале войны оказалась в самом трудном положении.
В своих мемуарах бывший командующий ВВС А. А. Новиков прославлял «фантастическую стойкость духа советских летчиков»,[149] однако, по многочисленным свидетельствам немецких летчиков-фронтовиков, «в начале войны советские истребители не представляли угрозы соединениям немецких бомбардировщиков и часто избегали боя с последними».[150] Положение не спасли и намного более современные Яки. Они все равно уступали немецким истребителям по основным характеристикам, но главная беда была даже не в этом, а в летчиках. Тактика ведения боя, которой их обучили, была безнадежно устаревшей. Как правило, в бою с немцами они придерживались оборонительной тактики: последовательно вставали в вираж и летали друг за другом по кругу — так, что хвост каждого самолета оказывался прикрыт летящим сзади. В оборонительном круге «ястребки» были практически неуязвимы, если немцы вели бои в горизонтальной плоскости, но и сами они никак не могли атаковать противника. От круга было мало пользы, когда немцы применяли свой излюбленный вертикальный маневр: набирали высоту и обрушивались на круг сверху. В 1941 году стал модным и широко пропагандировался воздушный таран: если не побеждать умением, так хотя бы обменять свой самолет на более совершенный немецкий — как правило ценой собственной жизни. Жизнь человека стоила мало; совершившие таран — одним из первых Виктор Талалихин — становились героями, как правило, посмертно, но некоторым везло. Пропаганда делала героями тарана даже тех, кто совершал их случайно, столкнувшись с немецким самолетом из-за потери управления. Советская тактика ведения воздушного боя начала изменяться только в 1942 году, причем перемены шли не сверху, от авиационного начальства и теоретиков, а от самих боевых летчиков, которые до многого дошли сами и многое переняли у немцев.
