– Хватит, Серый, совсем запугал мальца! – раздался густой бас деда Федора.
Он стоял рядом, усмехаясь в седую бороду.
– Ну, вставай, в дом пойдем.
Я поднялся. Ноги ощутимо дрожали, голова кружилась. Идти было тяжело. Дед хмыкнул, взял меня под мышку и понес.
Бабушка была уже в доме и раскладывала на столе продукты.
– Развел нечисти, – сказала она, – шагу ступить некуда. Не место им в нашем жилье, в лесу жить должны!
– Так здесь и есть лес, – усмехнулся дед Федор, опуская меня на пол. – А малец твой не пугливый, видать, хорошо ты его учила. Другой бы уже до станции добежал. Серый свое дело знает!
– Вот я и говорю, нечисти развел, только людей стращать! – Бабушка цыкнула в угол, где что-то шуршало.
Шуршанье прекратилось.
– В доме и то в каждом углу вертятся! От тебя, Федя, не только люди, но, наверное, и медведи шарахаются!
– Кому нужен, тот не шарахается, – усмехнулся дед. – А медведи меня любят. Ладно, хватит разговоры говорить, ужинать садитесь, поздно уже. Да и мальчонка устал.
Бабушка нарезала хлеб, и мы сели за стол. Дом был простой и чистый. Бревенчатые стены, дощатый пол без следов краски, стол, деревянные лавки, кровать, два сундука вдоль стены и тщательно выбеленная русская печь.
Пахло травами, смолой, дымком. И к этому примешивался незнакомый, едва уловимый горьковатый, но приятный аромат. Вся атмосфера дома создавала чувство уюта и покоя. Хотелось прислониться к теплой стене и уснуть. За ужином я откровенно клевал носом. Сказались дорога, новые впечатления, лесной воздух – я и не заметил, как погрузился в сон.
Проснувшись утром, я обнаружил себя лежащим на матрасе, набитом травами, которые источали тот самый горьковатый аромат, что так понравился мне вечером. Бабушка хлопотала у печки.
– Проснулся, миленький, – бабушка улыбнулась, – поднимайся, умывайся и завтракай.
Я встал и вышел во двор. Деда Федора нигде не было видно. Стояла такая тишина, что закладывало уши. Солнце еще только поднималось. На траве и листьях деревьев лежала роса. Было прохладно, тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Я поежился и пошел к умывальнику. Вода в нем была какая-то странная. Попадая на руки, она словно покрывала их голубоватой пленкой, будто масло. И эта необычная вода жгла, жгла не холодом, а жаром.
Тело мгновенно согрелось, сон как рукой сняло. Мир открылся во всех своих красках, точно с глаз сняли матовую пленку. Из кустов вновь показалась собачья мордочка. Но теперь я видел, что она была шире, чем у собаки, с остреньким мохнатым носиком и черными круглыми глазками.
