— Го-го-го! Держи его, держи!
У страха глаза велики. Захмелевший ярыжка разбойного приказа принял нападавших, очевидно, за разбойников, которые ему мерещились везде и всюду даже в трезвом виде. Не слышал он уже, как наши три проказника разразились звонким хохотом.
Возвращаясь с удочками на плече с речки, где наловили сперва мелкой приманки, а затем насадили ее на жерлицы для щук, они не утерпели подшутить над ехавшим им навстречу пьянчугой. Не чаяли они, что их ребяческая выходка будет иметь самые роковые для них последствия.
Только что обутрело и занялась заря, как наши юные рыболовы были опять на речке: неравно какая-нибудь зубастая щука перегрызет еще проволоку! Кстати были взяты с собой и обыкновенные удочки, так как на заре всякая рыба, как известно, клюет всего шибче.
Вот они уже в лодке и, отчалив, плывут вниз по течению к тому месту, где расставлены жерлицы. Но Илюша — страстный рыболов, развернув лесу, он насаживает на крючок жирного дождевого червяка, Кирюшка еще с вечера накопал их на огороде полную жестянку.
В былые времена на Руси лесов было куда больше, чем теперь, реки и речки были в той же степени многоводнее, и рыба всякого рода в них, можно сказать, кишмя кишела. Лишь только Илюша закинул удочку, как поплавок у него запрыгал, и вся зеркальная поверхность кругом так и зарябила, засеребрилась.
— И охота же тебе ловить всякую мелюзгу! — презрительно заметил Юрий. — Вот ужо как заберемся в нашу заводь, где крупнейшие окуни, лини, язи…
— Да ведь я и не ловлю теперь для кухни, — ответил Илюша. — Рыбка играет, ну, и я играю. А! Что, попалась?
Леса его взвилась над водой, и в воздухе засверкала крошечная серебряная плотичка.
— Ведь совсем малюсенькая, а туда же! Тише, не вертись, дурашка, тебе же ведь больнее.
И, сняв рыбку с крючка, он пустил ее обратно в речку.
— Гуляй себе, но вперед, смотри, не попадайся! А знаете ли, братцы, у меня сердце так и стучит: вытащу ли я сегодня хоть одну-то щучку?
— Ну, тебе я и вытаскивать не дам, — объявил решительно Юрий.
— Отчего?
— Оттого, что, как в последний раз, упустишь, пожалуй, самую крупную штуку.
— Не упущу, право, не упущу! Ну, пожалуйста, Юрик, миленький! Ведь жерлиц на всех нас хватит, первая пусть будет твоя, вторая — моя…
— А третья — моя! — подхватил Кирюшка. — Никому не обидно.
— Будь по-вашему, — нехотя согласился Юрий. — А вот и первая. Ага! Есть.
Под навесом прибрежных ив среди зеленеющей осоки торчала из воды воткнутая в илистый грунт сухая палка с двумя вилкообразными сучками. Намотанная на вилки с вечера, тонкая, но крепкая веревка, действительно, вся размоталась и была натянута, как струна. Когда Кирюшка привычным ударом весла подогнал лодку к самой жерлице, Юрий наклонился через борт и овладел веревкой.
