Сапёры расчищали дороги, и, признаться, для моего подразделения оказалось неожиданным, что нас послали в сторону от дорог, к озеру Разлив. Недоумение возросло, когда близ места назначения мы повстречали артиллерийский полк, передвигавшийся по тылам. И как раз он шёл со стороны Разлива. Если артиллерия прошла, значит, путь в порядке? А мы со снегоочистителями... Непонятно! Но приказ есть приказ — обязаны прибыть в Разлив.
Чтобы стало ясно дальнейшее, надо представить себе этот полк. Я видел его в самом начале войны. Он имел орудия на конной тяге. Это обеспечивало в условиях болот повышенную манёвренность: кони способны лихо развернуть орудия на такой позиции, где механическая тяга увязла бы. Ах, что это были за кони!.. Рослые, с могучей грудью. Шея дугой. А ноги такие мохнатые, будто над копытами у коней морские клёши. Идёт четвёрка таких коней, пританцовывает, словно и тяжесть орудия ей нипочём, азартно разбрасывает с удил хлопья пены... Даже танкисты, даже лётчики, на что уж люди моторизованные, и те встречали и провожали полк восхищёнными глазами.
Я не видел полка несколько месяцев. А когда теперь вот увидел, не поверил глазам.
В артиллерийских упряжках на месте коней сами артиллеристы. Одни толпой облепили дышло и тянут вперёд орудие, другие, теснясь, нажимают сзади, помогая руками, обёрнутыми в тряпки, вращаться орудийным колёсам. Лица у бойцов измождённые, с глубокими, тёмными глазницами — печать блокадной голодовки. А кони, широкогрудые, мохноногие кони, где же они? Видно, тяжёлые бои пришлось вынести полку, если не осталось в нём ни одного коня.
...И всё-таки орудия двигались в строгом порядке, безостановочно, выдерживая уставную дистанцию. Каких усилий это стоило людям, можно было только догадываться.
Впереди полка колыхалось развёрнутое бархатное знамя. Там же с высоко вскинутой головой шагал его командир. Взгляд его выражал и гордость за своих людей и в то же время затаённое страдание. «Посмей только кто-нибудь понасмешничать над полком, — предостерегал этот взгляд, — только посмей!»
Прокалённые морозом стволы орудий были пушистыми от инея.
Все артиллеристы, и молодые и старые, одинаково выглядели седоусыми и белобородыми. Даже шинели от клубившегося в тесноте дыхания густо заиндевели. И стоило полку совсем немного удалиться от нас, как и орудия и люди словно растворились в снежном безбрежье. Только алая капелька знамени как бы продолжала плыть в воздухе.
