Вошёл конь в воду.
Я — ноги из стремян, чтобы сапоги не замочить. Сапоги на мне новые, хромовые. Выходной день, да ещё в город еду.
Конь в воду глубже, я выше ноги — под самый подбородок задрал.
И вдруг посреди речки конь остановился.
— Но, но, Голубчик, пошёл!
А он ни с места.
Чувствую — штаны уже подмокли, вода в карманы мне льётся.
Я его хлыстом, хлыстом!
А конь и ухом не поводит. Не больно ему. Хлыст по воде шлёпает, а конь под водой, только голова наружу.
Полчаса он продержал меня так — ногами кверху. Минута в минуту полчаса — словно часы не у меня на браслетке, а были у него перед глазами.
А потом вздохнул и вышел на берег.
Тут я сообразил, что он купался. Как раз в это время и как раз на полчаса Иван Мотыга водил его в речку купаться.
Ну, уж тут хлыст его достал. Стеганул я коня — он опять прямиком по полю.
«Нет, — думаю, — шалишь. Теперь поедем по дороге. А то опять какой-нибудь фокус придумаешь. Так мы и кинокартину не привезём».
Выехали мы на дорогу. День праздничный — навстречу нам деревенские парни с гармошкой. Идут, приплясывают.
Гляжу — и конь мой пошёл вальсом... То ножку вправо, то ножку влево, приседает и на месте кружится.
— Товарищи, — кричу, — перестаньте играть!
А те хохочут. Гармонист ещё пуще заиграл — ещё быстрее подо мной конь закружился.
Вспотел я даже.
По счастью, гармонист марш заиграл. Тут мой конь, рванув с места, понёс меня дальше. Едва я из седла не вывалился, но уж рад был, что от музыкантов ускакал.
Ну, конь! Уморил!
А он шагает себе, хвостом помахивает, будто дело его и не касается.
Зло меня взяло.
— Сворачивай, — говорю. — Не видишь, куда дорога в город?
Да как рванул ему голову набок. А конь и повалился.
Подогнул передние ноги, встал на колени — и лёг, растянулся посреди дороги.
Я забегал около него. Ах ты, беда! Надо же было так дёрнуть повод! Наверное, это сигнал ему: «ложиться».
— Голубчик, — говорю, — вставай, что ты! Мы же не на войне, чтобы ложиться. Никто в нас не стреляет. Гляди, я без винтовки. Ну же, поднимайся!
Толкаю коня, и хлыстом его, и за хвост кручу, — а он только рыжим глазом на меня щурится.
Бился я, бился около него и вижу: Иван Мотыга по дороге шагает. Идёт, не торопится, папироска в зубах. Пешком нас догнал.
Подошёл, шепнул какое-то секретное слово Голубчику в ухо — конь и вскочил на ноги.
Иван усмехнулся.
— Садись, — говорит, — поезжай за кинокартиной. Бойцы уже в клубе, и начальник ругается.
— Нет, — говорю, — спасибо. Он и в воде меня выкупал и в пыли вывалял. Поезжай сам на своём Голубчике!
