– Дядюшка, ты же знаешь детей.
– Говори правду!
– Нет, дядюшка Карл. Я любил гулять с тобой потому, что ты, как немец, мог купить самые лучшие пирожные. А я так мечтал о шоколаде.
– А рукописи, которые я тебе давал?
– Должен признаться, я рисовал на них. Бумаги в то время было так мало, дядюшка Карл.
– А помнишь ли ты имя нашего сокровища? Нашего общего достояния?
– Ты имеешь в виду камень? Уктут?
– Да. А его настоящее имя?
– Забыл, дядюшка Карл.
– Понятно, – сказал Карл Йоханн Либенгут, президент Баварской компании по производству электронного оборудования. – Значит, ты принимаешь меня за немецкого дядюшку французского племянника и думаешь: какой сегодня чудесный день, а этот сумасшедший дядя толкует о какой-то смерти в Нью-Йорке? Я прав?
– Ты слишком огрубляешь мои мысли.
– Так я прав или нет?
– Ну, хорошо, прав, – признался Жан-Луи. Когда он положил ногу на ногу, на его сшитой точно по фигуре жилетке не образовалось ни складки. Затем он поставил локти на стол, соединил длинные тонкие пальцы в некое подобие арки и водрузил сверху подбородок.
– Ты такой же француз, как я немец, Жан-Луи, – произнес Карл Йоханн Либенгут таким ледяным тоном, что де Жуан забыл и о солнышке, и о книжных лавках, и о зеленой осенней листве снаружи, на улице Сен-Жермен – Я сказал, ты не француз, – повторил Карл.
– Я слышал, – отозвался де Жуан.
– Ты актатль.
– То есть в моих жилах течет немного крови этого народа.
– Ты актатль. Это главное, а все остальное – лишь прикрытие, потому что мир не позволил бы тебе открыто принадлежать к этому народу.
– Мой отец де Жуан. И я тоже.
– Твоего отца звали де Жуан. Он-то и дал тебе это прикрытие, а мать дала тебе кровь. Я дал тебе знание, но ты его отверг. Я слишком стар, чтобы вести борьбу за выживание, в которой сейчас возникла необходимость, а ты, Жан-Луи, просто не желаешь этого делать. Так что тысяча, а то и больше лет нашего наследия сегодня умрет. Месье де Жуан, желаю вам долгой и счастливой жизни. Я ухожу.
– Подождите, дядюшка Карл.
– Зачем, месье де Жуан?
– Я хочу послушать ваш рассказ. Давайте выйдем вместе, и если я был невнимателен в свои детские годы, то с удовольствием послушаю сейчас. Я не говорю, что сразу приму военные традиции нашего племени, но я не могу позволить, чтобы тысячелетняя история исчезла, а я даже не слышал про нее.
В детстве рассказ о последнем вожде племени актатль увлек Жана-Луи – из-за особенности детской памяти, когда незначительные подробности пропускаешь мимо ушей.
