После этого продал я все свое имущество и пошел с шурином Стояном гулять по Стара Планине. Мое сердце искало свободы, искало честности, искало правды. Только Стара Планина могла удовлетворить мои желания. Спустя немного времени мы собрали чету молодцов и начали прогуливаться по лесам и горам. С тех пор мы отомстили за многих болгар, которые погибли от турецкого фанатизма. Если слышали, что турки в том или ином месте сделали какую-либо несправедливость или какое-либо зло, то спешили помочь несчастным...
Рассказ воеводы вызвал много толков. Одни вспоминали обиды врагов, в других кровь кипела мщеньем.
—- Эх, знаменосец, спел бы что-нибудь, душа тоскует, — обратился Хитов к Левскому.
Васил не заставил долго просить. Полилась песня задушевная, то нежно-ласковая, то в бой зовущая. Пел он о муках девушки, украденной турками, пел о славном Страхиле-воеводе, о любви его к красавице Станке и лютой ненависти к поработителям.
Размечтались воины. Потеплели их суровые лица.
— Хорош наш знаменосец, добрый, видно, человек, — вырвалось у одного из четников.
— Известно, кто поет, тот зла не мыслит, — поддержал другой.
Когда на землю пала ночь и ясные звезды затрепетали в темном небе, отряд поднялся дальше в путь. Вторую неделю идет чета по обжитым местам. Опасность подстерегает на каждом шагу. Бессонница, голод, постоянная тревога вымотали силы. У реки Туча, выбрав крепкую позицию, разбили лагерь, полагая в укрытии отдохнуть. Но откуда ни возьмись — турок. Стал расспрашивать, кто такие да куда идут. Воевода приказал связать пришельца.
— Развяжите меня, разве вы не знаете, что мука дана аллахом только для гяуров? Грех мучить османлиев [35],— сказал турок, полагая, что он попал к соотечественникам.
Услышав эти высокомерные слова, воевода приказал своим молодцам повесить «привилегированного правоверного», чтобы доказать, что муки даны богом не только для гяуров. «Нужно отделить немного мук и османлиям, — объявил ему воевода, — потому что гяурам уже очень тяжело терпеть их».
На тринадцатый день чета вошла в горы Стара Планины.
Хитов отправил посланца к Николе Балканскому, который остался в Румынии, чтобы помогать чете. Прощаясь, Хитов говорил Балканскому: «Если взбунтуется Фессалия и Эпир [36], то должны будем взбунтоваться и мы, болгары. Я напишу тебе с Балкан, что ты должен делать, а ты, смотри, заставь болгар давать деньги».
Не хотелось, должно быть, воеводе идти в Болгарию только наблюдателем, как того требовали руководители Добродетельной дружины, отпуская ему деньги на организацию четы. Он и его товарищи втайне, видимо, рассчитывали вопреки обязательству поднять народ против угнетателей, если к тому представятся благоприятные условия.
