Готов ли ты к тому, чтобы тебя пуля пронзила, саблей ссекли, на кол посадили; живым сожгли?
— Готов! — ответил я воеводе.
— Есть ли у тебя ружье?
— Нет.
— Иди-ка ты, хлопец, продавай молоко, не теряй времени.
Разочарованный я ушел в корчму. Там увидел гайдука но имени Крайганю. Но и тот сказал;
— Шел бы ты лучше продавать молоко, зачем лезешь на лишения?
В это время в корчму вошел молодой человек. Крайганю сказал мне:
— Вот твой земляк, карловец.
Я бросился к нему навстречу, а вошедший спросил:
— Что ты здесь ищешь? Не узнаешь меня? Я карловский дьякон.
Вышли мы с Левским из корчмы и пошли по селу. Я ему рассказал обо всем: что у меня письмо от Караджи, что хочу идти на Балканы.
— За природность я пришел!
Левский остановился, поглядел на меня и засмеялся. Вместо «народность» я сказал «природность».
— Ну ладно, оставайся, может быть, станешь гайдуком.
Отвел меня Левский к воеводе. Тот приказал определить меня в казармы. Дали мне ружье и патроны. А через два дня мы отправились к Дунаю. Пришли люди из комитета и взяли с нас клятву, что мы готовы умереть за родину. Так я стал гайдуком».
Первой оформилась чета первостепенного воеводы Панайота Хитова. Знаменосцем к нему Раковский рекомендовал Васила Левского. Такое выдвижение было столь необычно, что воевода поначалу отказался взять Левского знаменосцем. На эту должность всегда выдвигались опытные, испытанные в боях гайдуки. Знаменосец—второе лицо в чете, в случае смерти воеводы он принимает на себя руководство четой. А Левский в гайдуках еще не ходил. Но Раковский, узнавший Левского в боях под Белградской крепостью, настоял на своем. Он понимал толк в людях и редко ошибался в выборе.
Трогательна была встреча Левского со своим учителем по революции. Тяжкий недуг снедал этого сильного человека. К весне туберкулез обострился, и Раковский уже не вставал с постели. Но могучий дух его не сдавался. Раковский разрабатывал с воеводами планы походов, расспрашивал прибывающих добровольцев, что делается в Болгарии. И не раз, когда слышал он рассказы о бедах народа, из его больной груди вырывались горькие слова: «Эх, если бы я был здоров!..» Его тело было немощно, но всеми помыслами он оставался бунтарем, горячим, неустрашимым, всегда готовым сразиться с врагом.
Он понимал, что дни его сочтены, и спешил сделать все, что еще мог дать родине. Прикованный к постели, он работал над последним своим сочинением: «Болгарские гайдуки и их борьба с турками от падения Болгарии до настоящего времени». Гайдуком он начал свою службу народу, обзором итогов гайдуцкого движения заканчивал жизненный путь.
