К приезду Васила в Стара-Загоре было несколько мужских и женских училищ. В одно из них, что находилось при церкви святого Николы, он и поступил. Учителями здесь в ту пору были видные болгарские просветители — патриоты Атанас Иванов и Тодор Шишков. Получившие образование в Европе, владевшие несколькими языками, хорошо знакомые с иностранной литературой, они внесли в старо-за-горское училище новые элементы просвещения. Учиться у них было интересно, и Васил с жаром отдался школе.
Но здесь, как и в Карлове, дядюшка часто отрывал племянника от ученья. То надо быть на крестинах, то на исповеди, то ехать по деревням за пожертвованиями на монастырь. И Васил, нагрузившись мешками, сопровождал дядюшку.
Шел третий год войны. В Крыму у стен Севастополя бушевала невиданная битва. Экономически немощная Турция напрягала все свои силы. Чтобы покрыть военные расходы, правительство взяло с болгар налоги за три года вперед и два безвозвратных займа, да на прокормление армии каждый христианский дом обязан был сдавать ежемесячно пшеницу, ячмень, кукурузу. Десятки тысяч крестьян оказались оторванными от земли, на принудительные работы.
Куда ни зайдут Васил с дядей, всюду слышат жалобы, ропот.
Монах пытается божьим словом утешить людей, молитвой поднять дух в них. А в ответ нет-нет да и услышит:
— Лозето не ште молитва, а чака мотика[16].,
— Амин сандък не пълна[17].
Монах в сердцах уводит племянника подальше от строптивых.
— Молодые, бога еще не познали, — ворчит он.
Но и у старых не лучше. Встретили его раз в доме по всем правилам гостеприимства, напоили, накормили. А когда дошло дело до разговоров, хозяин возроптал:
— И за что бог осудил нас на такую жизнь! Молимся, что ли, мы ему мало?..
— Каждый человек со своей судьбой рождается, — смиренно ответствовал монах, желая прекратить непотребный разговор.
Но из угла, где на подушках возлежал глубокий старец, послышалось:
— Эх, отче, на бедняка судьба не работает!
Бывало, и резче поговаривали. Зашли в корчму. Народу полным-полно. Шумят, волнуются. Один, кто более других горячился, заметив монаха, обратился к нему:
— Откуда, отче?
— Из Стара-Загоры.
— Что у вас там в городе думают о таком разбое?
— Каком разбое? Что ты хочешь сказать?
— Да о налогах.
— Не разбой это. Сам турецкий царь установил такой порядок, пока идет война. Не говори лишнего.
И вдруг в тишине раздалось отчетливо и зло:
— А хоть и царь, ведь у него не две головы!
Монах вздрогнул, опасливо огляделся и, чтобы не заподозрили его в сочувствии таким крамольным речам, произнес наставительно:
