– Я ее все равно слышу, – недовольно сказал азиат. Недовольство казалось его естественным состоянием.
– Я знаю, Чиун. Я тоже, – сказал Римо.
Он подошел к будке и тихо прикрыл дверь, стараясь, чтобы она не скрипела. Когда он вернулся к Чиуну, тот качал головой.
– Эта женщина может вести репортаж с океанского дна без всякого микрофона, – проговорил Чиун.
– Точно. Может, стоит перейти на ту сторону улицы?
– Не поможет, – отверг предложение Чиун, переворачивая страницы журнала указательным пальцем с длинным ногтем. – Ее голос способен пересекать материки.
– Может, залепить трубку хлебным мякишем?
– Ее голос превратит хлеб в цемент, – заметил Чиун, протянул руку к другому журналу и быстро перелистал его своим длинным ногтем. – Сколько же книг, и никто их не читает. Наверное, тебе все-таки придется сделать то, что она хочет.
– Боюсь, ты прав, Чиун, – вздохнул Римо.
Крепко сжав уши руками, Римо подбежал к телефонной будке. Не отпуская рук, он плечом отворил дверь и крикнул:
– Руби, прекрати вопить, я все сделаю! Я все сделаю!
Он подождал немного и разжал руки. Благословенная тишина исходила из телефона. Римо взял трубку, сел на скамеечку и закрыл дверь.
– Хорошо, что ты выключила свою циркулярную пилу, Руби. Теперь можно и поговорить, – сказал он и, прежде чем она успела ответить, быстро добавил: – Шучу, Руби, шучу.
– Надеюсь, – произнесла Руби Гонзалес.
– Почему, стоит мне позвонить Смиту, я натыкаюсь на тебя?
– Потому что этот человек слишком много работает, – осветила Руби. – Я отправила его поиграть в гольф и вообще отдохнуть. С рутинной работой я управлюсь сама.
– А как же я? Я отдыха разве не заслужил? – поинтересовался Римо.
– Вся твоя жизнь – сплошные каникулы.
– Руби, хочешь со мной в постель? – спросил Римо.
– Спасибо, я не устала.
– Не затем, чтобы спать, – уточнил Римо.
– Что же еще с тобой делать в постели, тупица?
– Ну, некоторым женщинам я нравлюсь...
– Некоторые женщины посыпают макароны сахаром, – отрезала Руби.
– Знаешь, Руби, мы раньше жили как одна дружная семья – я, Чиун и Смитти, и больше никого. А теперь появляешься ты и все портишь.
– Ты белый человек, а я твоя ноша, – заявила Руби.
Даже по телефону Римо мог представить себе ее улыбку. Руби Гонзалес не была красавицей, но ее улыбка напоминала белую молнию, сверкающую на фоне шоколадного лица. Она сейчас, наверное, сидела в приемной Смита, отвечая на телефонные звонки, и принимала решения, работая за четверых, что казалось не таким уж подвигом при сравнении со способностью Смита работать за десятерых.
