Стюардесса вернулась. Нет, Римо не хочет ни кофе, ни чая, ни спиртного. Не хочет и почитать журнал «Тайм».
– Сэр, – сказала стюардесса, – я никогда ни одному пассажиру не говорила ничего подобного, но вы, видно, считаете себя кем-то особенным. Наверняка вы считаете, что любая женщина готова броситься к вам в постель, не так ли?
Ее бледные щеки зарделись, короткие светлые волосы сердито взъерошились. Римо уловил тонкий аромат ее духов. Он пожал плечами.
– Я бы не легла с тобой даже на спор, приятель. Даже на пари!
– О, – только и сказал Римо.
Она ушла, унося подушку и журналы, но тут же вернулась. Она хотела извиниться. Она никогда так не разговаривала с пассажирами. Она просит прощения. Римо ответил, что все нормально, у него нет претензий.
– Со мной никогда такого не было.
– Забудьте об этом.
– Хотелось бы. Но не получается. Может, подскажете как, я все сделаю.
– Забудьте об этом, – повторил Римо.
– Пошел ты... – сказала она.
И тогда Чиун, видя удивленные взгляды пассажиров, поднял изящную руку с длинными ногтями на точеных пальцах.
– Драгоценный цветок, не мучь свое нежное сердце. Разве могут полевые мыши знать цену изумруда? Не отдавай свое сокровище тому, кто не достоин его.
– Вы чертовски правы, – сказала стюардесса. – Вы очень мудры, сэр, очень.
– Что я такого сделал? – пожал плечами Римо.
– Грызи свой сыр, мышка, – сказала стюардесса и с торжествующей улыбкой покинула их.
– Что на нее нашло? – спросил Римо.
– Я отдал лучшие годы своей жизни дураку, – заметил Чиун.
– Я не захотел заигрывать с ней, так что же?
– Была задета ее гордость, и она не могла уйти без ответа.
– Я не обязан угождать каждой встречной!
– Ты обязан не обижать тех, кто не причинил тебе никакого вреда.
– С каких это пор Мастер Синанджу стал носителем любви и света?
– Я всегда им был. Но слепцу этого увидеть не дано, он может лишь ощутить тепло, сопутствующее свету. О, как хорошо Ки-Ган раскусил тебя!
– Попробовал бы он хоть раз помешать тебе смотреть телесериалы. Ты бы одарил его любовью и светом...
