Она смутилась.
– Я думала о том, что мне нужно получить девять и три для зачета.
– Правильно. Поэтому ты чуть было не пролетела. Теперь ты всегда будешь думать только о том, что ты делаешь в данный момент. Не смей думать даже на две секунды вперед, когда будешь на бревне.
Говоря это, он заранее знал, что дает ей пустой невыполнимый совет. Он пытался преподать ей искусство Синанджу, которое требовало такого совершенного владения техникой, что следование этой технике происходило уже на подсознательном уровне. Когда о ней уже не думаешь. Двигательные функции тела лучше всего осуществляются тогда, когда это происходит инстинктивно, а не вслед за мыслью. В этом была суть Синанджу, и Чиун сумел передать ее Римо, однако на это ушло более десяти лет упорного труда. Римо мог сделать из Джози Литтлфизер лучшую в мире гимнастку, но он не мог передать ей суть Синанджу, во всяком случае за время, оставшееся до начала Олимпийских игр. Но он дал себе клятву попытаться.
Только она двинулась к бревну, как в пустом зале раздался голос, эхом отразившийся от стен гофрированного металлического потолка.
– Так, так, – произнес голос, и Римо обернулся к двери.
Это был тот самый белобрысый бегун, который обещал накормить Римо пылью, а закончил тем, что Римо перетащил его за собой через финишную линию. Похоже было, что к нему вернулись его пыл и нахальство.
– Ты что же это, папаша? – обратился он к Римо, – решил заняться женскими видами спорта? Или просто заняться этой девочкой?
– А я ведь так и не узнал, как тебя зовут, – сказал Римо.
– Меня? Я Чак Мастерс. Тот самый, которого ты уделал и который хочет дать тебе пинка под зад, чтобы ты оказался там, откуда явился.
– И что тебе это даст? – спросил Римо.
– После того, как я тебе что-нибудь сломаю, тебе придется выйти из игры. А я, поскольку пришел следом за тобой, займу твое место и поеду в Москву. Так что решай: или ты добровольно отвалишь, или я сделаю с тобой то, что сказал.
Он смотрел на Римо, выжидательно разведя согнутые руки, на губах его застыла гаденькая улыбочка.
– Пойди, возьми копье и воткни его себе в ухо, – сказал Римо и снова повернулся к Джози.
– Не отворачивайся, – сказал Мастерс. – А ты, Литтлфизер, чего ты тут с ним околачиваешься?
– Не твое дело, – ответила она.
У Римо тотчас же возник вопрос: откуда они друг друга знают и насколько хорошо? Теперь Чак Мастерс нравился ему еще меньше. Он обернулся именно в тот самый момент, когда Мастерс поднял на грудь штангу весом в 67,5 килограмма.
