— Как ты уже заявил, это невозможно. — Лавиния оглянулась. — Они меня ждут — мы решили угоститься мороженым, пока будем смотреть на фейерверк.
Томас молчал, уставившись на нее, не в состоянии найти нужные слова, которые заставили бы ее остаться.
Лавиния со скучающим видом улыбнулась ему:
— Прощай, Томас. Надеюсь, что твой брак окажется счастливым. — И ушла.
Ему ничего не осталось, как посмотреть ей вслед.
Геро хотела узнать, как Рединг целуется. И она узнала. Это был плотский мужской поцелуй, от которого горячее желание подобно ртути пронеслось у нее по жилам.
Ее охватил жар, ее трясло.
Гриффин не поцеловал ее так, как следовало поцеловать дочь герцога — почтительно и медленно. Нет, он поцеловал ее… как женщину. Его твердые губы требовали ответного поцелуя, невзирая на то, что у нее не имелось достаточного опыта. Он языком нажал ей на губы, и она охотно раскрыла их. Без малейшего колебания он просунул язык ей в рот, словно она принадлежала ему по праву.
— Гриффин, — прошептала она, вцепившись руками в его черное домино, не зная, что ей делать. Он притянул ее поближе — так близко, что Геро почувствовала сквозь юбки его ноги. Он запустил пальцы ей в волосы, потом коснулся шеи и груди.
Ей следовало оттолкнуть его. А вместо этого хотелось взять его ладонь и прижать эти длинные пальцы к лифу платья. И водить его рукой по кончикам сосков обнаженной груди. Геро казалось, что, если он коснется ее там, она взорвется от наслаждения.
Оглушительный грохот заставил ее вздрогнуть и отстраниться. Ночное небо на мгновение осветилось и стало ясным как днем. Осветилось и его лицо в маске с влажным искушающим ртом. Гриффин тоже отстранился, но продолжал держать ее за плечи и, словно заколдованный, смотреть на нее.
Одному Богу известно, что он увидел в ее глазах.
Позади них радостно кричали зрители.
Геро попыталась заговорить, но слова не шли. Наконец она с трудом выговорила:
— Нам надо вернуться.
Гриффин ничего не ответил, просто взял ее руку, повернулся и пошел быстрым шагом обратно по дорожке. Геро в полном смятении, спотыкаясь, почти бежала за ним. Над головой разорвался еще один букет огней — зеленые, пурпурные и красные лепестки посыпались на землю. Дорожка расширилась. Они почти достигли площадки, где скопились зрители.
Вдруг Рединг потянул ее в сторону, в темный уголок, развернул лицом к себе и обнял. Прохрипев ругательство, он снова завладел ее ртом. Он вкушал Геро, словно лакомство, с жадностью изголодавшегося человека. Он облизывал, покусывал ей губы, из его груди вырывались стоны. А она… раскрыла рот и училась тому, чего хотел он.
