. Было уже около пяти часов вечера, когда сражение закончилось, поскольку наступило темное время суток.
Нельзя оспорить то, что Аустерлицкое сражение в литературе считается классическим в истории Наполеоновских войн и, без сомнения, составляет славу французского оружия и является самой яркой победой Наполеона. Но, анализируя ход и результаты этой битвы, даже сегодня трудно с точностью определить размеры катастрофы, постигшей русские и австрийские войска. Совершенно ясно одно – что разгром союзной армии был полным; ее потери оказались громадными – до 35 тыс. человек, а по данным первого русского историка этой войны А.И. Михайловского‑Данилевского, у русских – свыше 21 тыс. убитых, раненых и пленных, у австрийцев – 6 тыс. человек. Общее число пленных, опять же по разным данным, составило от 11 до 20 тыс. человек. В плен также попали восемь русских генералов и более 300 офицеров. Французами было захвачено до 197 (в литературе их количество разнится, позднее из них была сооружена Вандомская колонна в Париже) орудий, от 14 до 17 полковых знамен. Это не считая других трофеев, огромного количества лошадей, артиллерийских подвод и значительного количества военного имущества. Урон французов в этот день не превышал 10 тыс. убитых, раненых и без вести пропавших, а русскими был захвачен только один орел (4‑го линейного полка).
Опять же стоит отметить особую точку зрения Е.В. Мезенцева. У него в книге фигурируют какие‑то полуфантастические цифры французских потерь – 21 тыс. человек, а на основании этого сделан вывод, что «обе стороны потеряли в битве примерно равное число погибших и раненых», «наполеоновская армия в определенном смысле «надорвалась», оказавшись на грани физического и нервного истощения», а через два дня после Аустерлица русская армия «была снова готова к решительному сражению» – помешали «австрийцы, пошедшие на преждевременный мир с Наполеоном» (61) . Система же подсчета осталась прежней – не анализ достоверных французских источников, а мнения русских и австрийских военачальников, опрос пленных, свидетельства чешских историков. Вообще, читая его работу, очень хорошо заметна подгонка цифр, выгодных для престижа русской армии, завышенная оценка численности французских войск и их потерь, и наоборот, заниженная убыль русских войск, чувствуется авторская установка на оправдание любых действий русской армии, цитирование вырванных из контекста фраз (особенно Наполеона) о беспримерной доблести русских, явные преувеличения значимости русских побед. Такой подход очень чувствуется и в описании Аустерлицкого сражения, почти во всех эпизодах русские действуют героически и победоносно (иногда, правда, бегут австрийцы), под конец, однако, неясно, как, побеждая, русские все‑таки проиграли. В какой‑то степени – это антипод монографии О.В. Соколова, оправдывающего все действия и откровенно превозносящего Наполеона, а заодно и героизм французской армии. В данном случае лишь стоит отметить, что в нашей историографии сама тема 1805 г. долгое время представляла лакуну, не заполненную исследованиями, одна же единственная книга А.И. Михайловского‑Данилевского увидела свет еще в 1844 г. Но в последнее время появились две монографии (Соколова и Мезенцева) по истории 1805 г., к сожалению написанные (каждая) с заранее избранных позиций, что не способствует поискам правды, а только затуманивает историю. Эти две полярные точки зрения, откровенно страдающие необъективностью, когда желаемое выдается за действительное и все события освещаются тенденциозно, по сути, олицетворяют две крайности в исторической литературе, а истина находится где‑то посередине.
