Кутузов, несмотря на то что к нему 13(25) ноября подошла русская гвардия и силы его возросли, предложил остаться на ольшанской позиции или начать отступление к Карпатам, в случае продолжения наступательных действий со стороны Наполеона (что было маловероятно). В русском лагере делались и другие предложения в подобном роде. Генерал П.К. Сухтелен, управляющий свитой по квартирмейстерской части и состоявший при императоре, высказывался за начало движения в Венгрию на соединение с армией эрцгерцога Карла и формировавшимся венгерским ополчением, а генерал А.Ф. Ланжерон ратовал за движение в Богемию на соединение с корпусом эрцгерцога Фердинанда, а также подходившими русскими корпусами из Силезии, что должно было ускорить вступление Пруссии в войну против Наполеона. Против последнего предложения выступали австрийцы, так как опасались восстания поляков в Галиции, оставленной без прикрытия и без войск (50) .
При любом раскладе предложенные варианты имели под собой реальные основания, но предпочтение было отдано мнению молодых и горячих генерал‑адъютантов, рвавшихся в бой и рьяно выступавших за немедленное наступление. Дело в том, что над Кутузовым уже стояли два не вполне компетентных в военном деле «дядьки», приехавшие к его армии, два монарха – австрийский, обездоленный и жаждавший вернуть захваченное Наполеоном, и молодой царь, первый из русских императоров после Петра I, самолично прибывший на театр военных действий. Собственно, поводом для различных предложений послужил чувствительный недостаток продовольствия для войск из‑за нераспорядительности австрийцев (никто не мог ранее предполагать, что главные силы союзников вынуждены будут остановиться в этом районе). Голод породил многочисленные факты мародерства, наблюдался откровенный грабеж деревень ненакормленными солдатами, от чего в первую очередь очень страдало местное население, а привыкшие к порядку австрийские гражданские власти проявляли откровенное неудовольствие. Но явившийся за военной славой и полностью уверенный в предстоящей победе Александр I не хотел ждать, его активно поддержали австрийцы и свои молодые и нетерпеливые генерал‑адъютанты. Его свита не только единодушно высказалась за наступление, но и создала в Главной квартире атмосферу наступательного духа. Русская армия была обречена на самое наихудшее командование – командование двора. Кутузову ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он был не только опытным и хитрым полководцем, но и гибким царедворцем, только что недавно находившимся в полуопале и свыше трех лет руководившим не войсками, а запутанным в долгах хозяйством в своих имениях. На тот момент у убеленного сединами полководца не было «кредита доверия» при дворе, да и настаивать на своем у него не хватило гражданской смелости. Как человек старой закалки ХVIII столетия спорить с самодержцем всероссийским он не мог по определению, как‑никак, ведь он был «слуга царю», а Александр I его сюзереном. Но момент этот стоит зафиксировать особо – Кутузов потерял фактическую власть над армией.
