Вяземская. Какое стихотворение?
Лекс. Не решаюсь прочесть. Голос невыразительный.
Воронцова. Прочтите.
Вяземская. Самому Пушкину читаете, а нам нельзя.
Лекс. Ну, раз вы приказываете… Начинается оно так…
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда вечерняя, печальная звезда,
Твой луч осеребрил увядшие равнины…
Воронцова встает, подходит к балюстраде, смотрит на море. Лекс замолкает.
Воронцова (не оборачиваясь). Что же вы? Читайте!
Лекс
…Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и темных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине…
Воронцова облокачивается о балюстраду, наклоняет голову, незаметно прижимает к глазам платок. Вяземская замечает это.
(Повторяет)
Люблю твой слабый свет в небесной вышине…
Вяземская (трогает Лекса за локоть). Погодите!
Лекс (испуганно). А что? (Замечает склонившуюся над балюстрадой Воронцову.) Мне уйти?
Вяземская. Принесите с веранды фонарь, Михайло Иванович. А то в этих потемках мы потом не доберемся до дому.
Лекс вскакивает и уходит. Вяземская подходит к Воронцовой, кладет ей руку на плечо.
К чему эта хандра? Вот уж не думала, что вы способны на это.
Воронцова. Такой уж день… Буря… И эти непонятные пушечные выстрелы. Помните? И Лекс с его секретным пакетом. Зачем он здесь?
Вяземская. Ну, от него мы легко избавимся, от Лекса. (Помолчав.) Я не могу вас понять. Чего вам не хватает? Самой прелестной, участливой и богатой женщине, каких я встречала.
Воронцова. Ну что ж… вы правы. С детства меня учили блистать в свете и дарить свое расположение достойным людям.
Вяземская. То есть знатным?
Воронцова. Да. И то дарить по крохам. Поэтому я и сберегла свое сердце нетронутым. С некоторых пор все, что окружает меня в доме мужа, стало чуждым для меня. Вот я вернулась из Юрзуфа раньше Воронцова.
Вяземская. Вы заметили, что Пушкин увлечен вами?
Воронцова. Кем он только не увлекается! Он был влюблен в Амалию Ризнич, в какую-то гречанку в порту.
Вяземская. Неужели вы и вправду не заметили этого? Или вы так избалованы всеобщим обожанием, что даже любовь такого человека, как Пушкин, вам совершенно не льстит?
Воронцова. Мне кажется, вы заблуждаетесь. (Усмехается.) Я не смею надеяться на любовь великого поэта. Мы ведь с ним совершенно разные. Разве можно вообразить, чтобы я стала его подругой, его женой?
Вяземская (резко). Нет. Это нелепость. (Спохватывается, говорит более мягко.) С его непостоянством, с его бурным и резким нравом? И с вашей капризностью, избалованностью? Да еще при такой разнице положений? Если бы это случилось, вы бы не были счастливы.
