3 июня 1941 года
Дивизионный комиссар Добрышев И.С. (подпись).
Бом, бом, бом, бом, где то бьют куранты, что неужели новый год? Я начал считать бой. Двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре. Точно новый год! Хера себе двадцать пять! Двадцать шесть! Открываю глаза. Меня несут. Я что умер? Резко поднимаюсь на носилках, и падаю обратно. Меня мутит, как после хорошей пьянки. Опять контузия, такое впечатление, что в этом мире меня изредка будут бить по голове и постоянно дёргать за ноги. Бом, бом, бом. Носилки положили на землю, мне дали попить. Ха, вино! Снова открыл глаза, смутно вижу Пашку, он лыбится, что то мне рассказывает, жестикулирует, не слышу и не понимаю. Вместо Павкиного лица появилось лицо старшины, он понимающе посмотрел мне в глаза, и тоже что то сказал. Я пожал плечами и отрубился. В следующий раз я пришёл в себя во время грозы, меня накрыли палаткой и вдруг расслышал, как капли стучали по натянутому надо мной навесу,
— Павел, позвал я. Тут же под навес нырнул Вольцов и радостно завопил,
— Товарищ сержант, ну наконец вы пришли в себя! Четвёртый день несём вас, а вы как убитый бес сознания. Вот уж все обрадуются!
— Ты чего орёшь? Здесь, что есть глухие? Нормально разговаривать можешь?
— Так товарищ сержант, вас же контузило там на дамбе, кровь из ушей шла, четыре дня несём вас, вы ни слова ни полслова не сказали. А тут на тебе всё слышите и говорите. Я сейчас, мне доложить надо и Павел выпрыгнул из под навеса куда-то убежал. Минут через пять под навесом было не протолкнуться, командир, старшина, какой то военврач, Пашка улыбался, и так искренне радовался, что казалось под навесом, стало светлей. Доктор заглядывал мне в уши, провел краткую проверку координации движения, послушал дыхание проверил пульс и с сомнением в голосе объявил,
— Здоров. Но требуется реабиталиционный период хотя бы десять дней. Никакой стрельбы, никаких метаний гранат, никаких пробежек по пересечённой местности. И хорошее питание. Оказалось около палатки собралась толпа народу и дальние кричали ближним, — чего там доктор говорит, жить будет? Ближние передавали новости дальним, — живой, стрелять пока нельзя, а то оглохнет на всю жизню, И еда нужна добрая он же неделю не ел, только пил. Командир обратился к старшине.
— Ну ка выйди успокой народ пусть разойдутся, всё у доктора под контролем, чего гудят нихера ж не слышно из-за них. Старшина вылез отдал команду „Строиться! , солдаты выстроились и уставились на старшину. Тот перевёл стрелку на командира, обратившись в сторону палатки, — Товарищ Командир, батальон построен. Комбат кряхтя вылез из под навеса и сказал,
