Как и все, деловой походкой шагает Татьяна, рядом с ней покорно семенит Ася. Покорно не только потому, что она побаивается своей спутницы в мужских сапогах, но и потому, что в Наркомпросе, по уверению Вари, ее — Асю — ждут всяческие блага. Ложась в темноте спать, они обе помечтали вслух, как сотрудники школьного отдела сначала взглянут на письмо, затем на Асю, всполошатся и спросят, что ей нужней — валенки или талоны в детскую столовую? Как-никак Асина мама была почти что школьный работник…
С Крымского моста Ася увидела четырехэтажное, с большими окнами здание, переданное Народному комиссариату просвещения около года назад, когда вместо Петрограда столицей стала Москва. Сюда, в бывшее учебное заведение для детей московских дворян, она приходила с мамой…
Татьяна обернулась к девочке, которая вдруг уперлась, начала разглядывать застывшую реку, пешеходов, свалку мусора на льду.
— Слушай, Царевна-несмеяна, ты знаешь, что прежде помещалось в этом доме?
— Знаю. Подумаешь… Императорский лицей.
— А знаешь, о чем был первый приказ Луначарского, когда Наркомпрос переехал сюда? — Татьяна, взяв Асю за плечи, заставила ее сдвинуться с места. — В подвале жили люди, низшие служащие лицея: дворники, прачки, всякая прислуга. Нарком распорядился всех их переселить в верхние этажи.
— Ну и что?
— А то, что весело было! Перекочевали, как говорится, из хижин во дворцы.
То и дело подталкивая Асю, Татьяна расписывала, как необычно, можно сказать, дико выглядели коридоры прежнего лицея в первые дни, пока наркомпросовцы не навели порядок. Корыта, прочий скарб и дети… дети… Почище, чем в «Апеннинах»!
Кстати, именно в «Апеннинах», где обитал и люд, причастный к народному просвещению, Татьяна наслушалась рассказов о жизни Наркомпроса, об его истории. События летели так стремительно, что каждое из вновь возникающих учреждений незамедлительно обзаводилось своей историей, своими преданиями.
— Отгадай, в чем еще недавно разъезжали здешние сотрудники? Ну, ездили на обследования, на заседания?
— Как это разъезжали, когда все пешком?
— Вот именно: у них был свой экипаж. Четырехместный, лакированный. Ландо. И лошадь была — красавица, только потом ее нечем стало кормить.
— И кучер был?
— Ого! Самая важная персона в Наркомпросе. Ни за что не соглашался расстаться с цилиндром и парадным кафтаном. Даже лицейские вензеля отказывался отпороть.
— А возить не отказывался?
— Возил. Но восседал на козлах, словно истукан. Ни разу к седокам не повернется. На слипе у него так и было написано: «Презираю новых хозяев».
