Тишина.
Лишь изредка слышится ленивый лай сытой собаки, да лёгкий плеск напоминает, что на берег змейкой наползла волна.
Коса бугристой, бородавчатой клешней гигантского краба отделила залив Чайво от моря. Море даже в тихую погоду тяжко вздыхает, будто грозится, что оно ещё покажет себя.
Нежаркое солнце медленно плывет над прозрачным туманом. Постепенно рябь разбивает залив. И вот он шевельнулся и стал медленно выливаться в море — начинался отлив.
Неожиданный в этой тишине стук вывел Галю из задумчивости. Оглянулась: дедушка Лузгин перенёс шесты в лодку, и те гулко ударились о её днище.
Вскоре появились Колка и Урьюн, взлохмаченные от сна. Они несли мешки с провизией, чайник, кастрюлю. У Колки через плечо висело ружьё. Ружьё подарил дедушка, когда Колка приехал домой на каникулы. И всё лето Колка стрелял по банкам — тренировался. Банки — удобная мишень: они звонко звякают, когда попадёшь в них, и совсем не надо после каждого выстрела бегать смотреть, точно ли ты стреляешь.
У Урьюна нет ружья. Но он верит: когда-нибудь и у него будет своё ружьё. А пока он охотился на бурундуков и на куликов с рогаткой.
Галя сбежала с бугра, помогла принести лёгкие вёсла. А когда охотники уселись — Колка и Урьюн за вёслами, дедушка Лузгин на корме, — Галя оттолкнула лодку:
— Удачно идти!
Колка и Урьюн одновременно взмахнули правыми вёслами, занесли их, поддавшись вперёд, аккуратно, без всплеска, погрузили в упругую зеленоватую воду — сделали первый гребок. Вода у лопастей взбилась, с урчаньем завихрилась кругами. Не успели правые весла закончить гребок, как левые, сверкнув лопастями, занеслись для нового гребка. И так, — ритмичные взмахи одними вёслами, потом другими, правыми — левыми. И лодка пошла упругими длинными толчками. Дедушка помогая ребятам, загребал рулевым веслом — лодка уходила в сияющее марево.
Галя вернулась на бугор. И долго сидела в глубокой задумчивости. Тёплый ветер лениво шевелил подол её платья, редкие чайки кричали пронзительно, будто хотели оживить залив.
Вдруг она почувствовала прикосновение к плечу. Повернула голову — за спиной стояла мать. Поверх тугой косы с седыми прядями повязана яркая в голубую полосочку косынка. Сетка морщинок у глаз обозначилась резче — мать улыбалась. Галя ответила тоже улыбкой. Обеим не хотелось нарушать тишину. Лёгкая грусть и эта утренняя в дымке тумана тишина мягко и неслышно переплетались между собой и, казалось, порождали друг друга.
