Куртизанка | страница 68



Человек, которого в галерее не было, интересовал Франсуазу более всего — ее отец. Может быть, дневник Габриэль приоткроет наконец завесу таинственности над его личностью. Франсуаза на цыпочках пересекла галерею и подошла к портрету, при взгляде на который у нее по спине пробежали мурашки. Она даже провела рукой по холсту, чтобы убедиться, что это всего лишь рисунок, а не живой человек из плоти и крови.

Мадам Габриэль могла увлечь любого мужчину, который представлялся достойным ее усилий. За исключением того, перед чьим портретом стояла сейчас Франсуаза. Григорий Ефимович Распутин, харизматический крестьянин и самозваный священник, прославившийся своим безудержным пьянством и бесчисленными победами над женщинами, завораживал мадам Габриэль. Но при этом ей внушал серьезное беспокойство его сумасшедший спиритуализм и приписываемые ему гипнотические способности. И в конце концов она решила, что ему не место в ее списке любовных побед. По ее мнению, она нашла наилучший выход, чтобы потешить свое самолюбие: она наняла художника, дабы тот написал портрет обнаженного Распутина в момент сексуального экстаза, когда на груди его выступили капельки пота, а ногами, как клещами, он обхватил мадам Габриэль.

В зловещей тени нарисованного Распутина, внизу, Франсуаза заметила клочок мха, прикрывавший взрыхленную землю. Она осторожно нажала пальцем в раздавленный мох, откинула пригоршню земли, и в тайнике, выстеленном кожей, обнаружила дневник. Усевшись под портретом, она раскрыла хронику столь ревниво оберегаемого ее матерью прошлого.

Она не заметила притаившегося на ветке бугенвиллей призрака Оскара Уайльда, который, давясь от смеха, наблюдал за ней, намереваясь сообщить своей любовнице, что ее секреты эксгумировали прямо под портретом Распутина, который злобно взирал на происходящее.

Война


1870 год

Дорогая моя Симона, войны и эпидемии являются частью жизни. В периоды таких тяжких невзгод спасти нас и наших любимых может большой запас оптимизма и немного денег.

Мне едва-едва исполнилось семнадцать, когда на наш дом обрушилась франко-прусская война — безжалостный ураган, уничтоживший все на своем пути.

Париж осадили пруссаки.

Парижане умирали с голоду, несмотря на то что в некогда пышном и цветущем Булонском лесу, служившем местом проведения Гран-при Парижа, теперь паслись немногочисленные коровы и овцы, мясо которых составляло скудный рацион осажденных.

Однажды вечером, когда на город опустились прохладные сумерки, мы втроем — мама, я и папа — отправились на Елисейские Поля. С тяжестью в сердце и слабостью во всем теле мы стояли в очереди вместе с сотнями других несчастных. Своими слезами мы орошали величественные деревья, которые росли по обеим сторонам Елисейских Полей, а потом рубили их под корень. Нам нужны были дрова. В противном случае мы погибли бы от страшного холода.