Теперь, когда у него есть семья, осторожность приобретает жизненно важное значение.
Он воспользуется своей находкой в качестве козырной карты, и это не имеет ничего общего с жадностью, это всего лишь вынужденная мера, необходимая для соблюдения собственных принципов и желания защитить свою беременную жену.
* * *
Мыслями он уносится на четыре года назад, когда он познакомился и подружился с месье Жан-Полем Дюбуа. Тогда он уже говорил по-французски без акцента и вел переговоры с клиентами, которых владелец рудника предпочитал избегать. Он быстро научился подмечать реакцию покупателя, вносить соответствующие коррективы в стоимость и продавать низко- и высокосортные бриллианты в запечатанных пакетиках в больших количествах. Если бы купец хотя бы позволил себе усомниться в качестве заранее отобранных бриллиантов, на лицо владельца рудника набежала бы тень. Он бы предложил виновной стороне перечного чаю, после чего распростился бы с ним навсегда, тепло пожав руку и одарив ледяным взглядом на прощание.
Ему не понравилось то, что он увидел в Намакваленде, и он решил вернуться домой. Владелец рудника не возражал. Должно быть, он ожидал подобного шага с его стороны, даже подталкивал его к этому. Его будут ценить намного выше в Персии, стране с огромными ресурсами и неизбывным недоверием к иностранцам.
Он отправился в Персию с мешочком красных бриллиантов для министра двора и рекомендательным письмом в качестве представителя Дюбуа.
Ему предложили больше, чем он рассчитывал, неожиданно он стал личным ювелиром шаха. На поездки из Персии в Южную Африку и обратно уходили месяцы. Ему приходилось сражаться со штормами, тайфунами и неизлечимыми болезнями. Тем не менее во время этих обязательных поездок за красными бриллиантами он мог отдохнуть от дворцовых интриг.
А потом невероятное и восхитительное стечение обстоятельств привело его к Симоне.
Он бы ни за что не оставил ее одну в горах. Но, будучи тесно связан с импортом бриллиантов, обогащавшим казну шаха и Мирзу Махмуд-хана, он должен был предложить разумную альтернативу, прежде чем объявить о своей отставке.
День, когда он попросил об аудиенции, навсегда запечатлелся у него в памяти.
Мирза Махмуд-хан откинулся на высокую спинку кресла, слушая предложение Кира. Не проявляя признаков того, что он вот-вот разразится одним из приступов своей бешеной ярости, министр снял фетровую шапочку и резким движением швырнул ее на стол, отчего медали на его мундире звякнули.
