Ответ прост: во всем виновата Ягхут, моя свекровь.
* * *
Наше путешествие из Франции в Персию, которое растянулось на долгие месяцы, изрядно вымотало нас с Киром. Прибыв в порт Анзали на побережье Каспийского моря, мы присоединились к каравану, который извилистыми тропами пробирался к Тегерану. Мы приближались к Анзали со стороны Баку, и Персия впервые предстала передо мной в облике маленького городишка с домами, крытыми красной черепицей, а вдали высилась горная цепь, вершины которой прятались в облаках. Отсюда мы двинулись через гигантскую пустыню на каявехс[2]. На наших лицах запеклась корка пыли и усталости, когда мы прибыли в Маалех, еврейский квартал. На подоконниках мерцали свечи дня отдохновения, Шаббат. Лабиринтом узких аллей и осыпающихся стен мы пробрались в Сар-э-чал — край преисподней.
В ноздри мне ударила омерзительная вонь.
Посередине квартала, в яме, благоухала груда гниющих отбросов. Торговцы, лавочники и простой народ, местные жители, окутанные аурой печали и тоски, все они сбрасывают свой каждодневный мусор в эту яму. Мужчины носят очень странные шляпы: конические бобриковые выдают принадлежность к высшему или среднему классу; меховые казацкие папахи; приплюснутые фетровые головные уборы, похожие на перевернутые чаши, красуются на головах рабочего люда. Тюрбаны духовных лиц живо напоминают мне подушки моей матери, набитые лебяжьим пухом. По периметру базар окружает вереница чудных маленьких магазинчиков, скорее лавчонок, двери которых выходят прямо на улицу.
Лавочники восседают так, чтобы можно было, не вставая с места, дотянуться до любого из разложенных товаров. Уличные торговцы на углях жарят баранину на вертеле. Разносчик воды, таскающий на плечах бурдюки из овечьей шкуры, протянул мне оловянный стаканчик. Кир отмахнулся от него и поправил фуляровую мантилью, прикрывавшую мои рыжие кудри. Пока мой организм не привыкнет к персидским бактериям, заявил он мне, я не должна пить ничего, кроме горячего чая. Вокруг снуют похожие на черные шатры женщины в чадре, и их усталые глаза подозрительно рассматривают нас сквозь густую сетку из конского волоса. Даже призраки мадам Габриэль отказались бы жить в столь мрачном и гнетущем месте — здесь евреи вынуждены соблюдать обычай носить чадру.
Подумать только, и ради этого я стремилась покинуть замок — шато Габриэль!
Верблюд, груженный нашими пожитками, с трудом протискивается в узенький тупичок. Нам пришлось нанять мула, чтобы благополучно доставить наши саквояжи к месту назначения.
