В отличие от Антуана Тибо, Жак — характер гораздо менее сложный, скорее однолинейный, но покоряющий своей цельностью. Непрерывным горением, волей к действию, страстностью, революционным бунтарством он, пожалуй, напоминает итальянские характеры Стендаля. Всю свою недолгую жизнь он упрямо бросает свое «нет» в лицо поработителям, сначала Отцу, потом властителям Европы, пославшим на убой миллионы людей. Жизнь Жака — это жизнь без оглядки, без сделок с совестью, единый, стремительный взлет к героическому подвигу и гибели. Антуан прав, восхищаясь тем, что каждое действие Жака было выражением его подлинного существа. Характер Жака задан с самого начала. Он не ищет путей к бунту, он бунтарь с детских лет. Прямота, почти фанатизм определяют его отношение к людям. Такова его ненависть к Отцу, выливающаяся в коротком приговоре: «Величественная карикатура», — в то время как Антуан не без волнения находит в умирающем Отце черты человека. Такова любовь Жака к Женни, высокая, чистая, а главное, «абсолютная», «только им переживаемая» страсть. Таков его разрыв с отцом и со всей буржуазной Францией, разрыв безоговорочный и полный. Таково его бескорыстие, заставляющее его в первые дни войны, отказываясь от наследства, отдать его социалистической партии. И потому только в Женеве, в среде революционной эмиграции, среди людей, столь же бескорыстных, как он сам, Жак находит свой настоящий дом. Поистине в романе он — образ «перехода», перехода от старого умирающего мира к миру новому.
Когда к 1929 году были опубликованы шесть первых книг «Семьи Тибо», читатели восприняли их как воссоздание уже ушедшего в прошлое «начала века». Ибо четыре года войны стали рубежом, резко отделившим довоенную Францию от начинающегося нового периода истории. Вернувшись с первой мировой войны, Роже Мартен дю Гар начал писать романы о Тибо. В те годы, когда правое крыло литературы развивалось под знаком формалистических исканий, королем прозы провозглашался Пруст, а модными философами — Фрейд и Бергсон, «Семья Тибо» многим казалась явлением другого времени. Ее крепкий реализм казался в те годы явлением почти уникальным. Быть может, наиболее близки (при всех различиях) были ей первые тома «Очарованной души» Ромена Роллана. Как и Роллан, Мартен дю Гар, может быть, бессознательно, увидел в прошлом «конец одного мира». Ибо уже возник новый, социалистический мир, и в его свете старый более отчетливо предстал как умирающий и античеловечный. Но когда в 1929 году вышла из печати шестая часть цикла — «Смерть Отца», люди психологически уже начинали жить в предчувствии новой мировой войны. Симптомом этого были многочисленные книги о первой мировой войне, написанные через десятилетие ее участниками. Ремарк, Олдингтон, Хемингуэй, Дос-Пассос — лишь наиболее известные имена. Хотя и с позиций пацифизма, их книги разоблачали безумие и преступления империалистической бойни. Но ни одна из них не ставила своей задачей глубоко исследовать те силы, которые порождают и развязывают войну, как это сделал позднее Мартен дю Гар.
