Я повернулся к, по-прежнему стоявшим на коленях, мужикам:
-Эй, вас, что силой, что ли поднимать, давайте идите в людскую поешьте хоть с дороги.
Потом, уже повернувшись к тиуну, сказал:
-Ты Ефимка, как тиуном стал, заважничал, чего мужиков не накормил?
Тот заюлил глазами:
-Виноват Сергий Аникитович, так вот получилось, заговорились мы тут с ключником.
- Точно так,- подтвердил, покачиваясь, Федька.
-Ох, пораспустил я вас,- угрожающе сообщил я им,- в будний день водку трескаете. Ладно, на этот раз прощаю, но еще такое дело и на конюшню, а то у меня конюх засиделся, заскучал, вчера еще жаловался, что давно розги в руках не держал.
Пока я разговаривал с людьми, на крыльцо вышла моя жена и с улыбкой смотрела, как я распекаю подчиненных.
-Сергий Аникитович, - крикнула она,- хватит уж отчитывать, иди скорее, ужин ждет.
Еще зимой перед свадьбой это была девчонка с блестящими любопытными глазами, но беременность изменила ее совершенно. Даже походка стала другой. И она уже была не девочка, а женщина, осознающая свою красоту и новую жизнь, которую она носит в себе.
И снова, как почти каждый вечер я подумал:
-Как же мне повезло, ведь на ее месте могла оказаться любая другая женщина.
Но сейчас мне казалось, что мне всегда нужна была только она одна.
Нет, наверно, все - таки есть бог на белом свете, что подарил мне такое счастье, которого никогда у меня не было в прошлой жизни.
Я закончил разговор и быстрым шагом зашел на крыльцо и, поцеловав Иру, прошел вместе с ней в дом, под многозначительное переглядывание дворни.
После ужина я вызвал к себе Ефимку, который уже достаточно протрезвел и был в состоянии обстоятельно рассказать о делах в моих владениях. Кроме того, с собой он принес две корзины, из первой, пахнущей керосином он начал извлекать жестом фокусника небольшие бутылки, заполненные фракциями нефти, полученными, уже в Заречье.
-Лужин, мать твою! Ты что совсем ума лишился, зачем ты эту вонь сюда приволок. Давай пойдем во двор, там покажешь, что там есть,- закричал я на него. Тот вновь аккуратно сложил все бутылки обратно в корзину, и мы пошли во двор, а по дороге Ефимка обиженно бормотал, что он специально принес в кабинет и никому не показывал, думал, что это тайна великая.
Я, прямым ходом направился в мастерские к Кузьме, где Лужин поставил корзинки на пол, и стал по новой, вынимать бутылки, воняющие керосином. Во второй корзине, переложенные стружкой, лежали несколько стеклянных плафонов для керосиновых ламп.
