Первый пуск прошел вполне успешно. Длинная, изящно оперенная «Рейнботе» со страшным ревом, в дыму и пламени легко скользнула с направляющей «майлервагена» и быстро ушла в зенит. А уже через несколько минут с наблюдательного пункта, расположенного в двухстах километрах на северо-восток (район Пинских болот), сообщили по радио: ракета упала и взорвалась в километре от цели.
Однако затем произошел полнейший конфуз. Вторая ракета, едва отделившись от стрелы, неожиданно завалилась набок, приняла почти горизонтальное положение… Снова выровнялась и, оставляя четкий белый хвост, начала описывать немыслимые пируэты прямо над траншеей командного пункта, над головами перепуганных генералов. Кувыркнувшись несколько раз, ракета плашмя грохнулась поблизости — раздался оглушительный взрыв.
Крюгель заметил, как мертвенно побелело лицо Фрица Грефе, когда он увидел генералов, на четвереньках ползущих по дну траншеи… Впрочем, как и следовало ожидать, оба они быстро пришли в себя, отряхнули мундиры и молча выбрались на поверхность. Крюгель с ужасом ожидал генеральских громов и молний на голову бедного, убитого неудачей шеф-инженера, да и в свой адрес тоже. Но ничего подобного не случилось.
Группенфюрер желчно сказал:
— Это то, что я предвидел… Я не пророк, но именно об этом я говорил в Берлине, герр Дорнбергер. Не так ли?
Скрестив на груди руки, тот молча и безучастно глядел на недалекую воронку, на дымящиеся обломки «Рейнботе». Громко сказал:
— Это не имеет значения!
— Что не имеет значения? — Бергер грузно повернулся, насупил брови.
— То, что вы сказали, не имеет значения. Во всем виноват доктор Грефе. Да-да! Он слишком тороплив, ему недостает пунктуальности. Предстартовый контроль функционирования был проведен поспешно, небрежно. В этом вся причина. Я прав, Грефе, отвечайте?
На толстяка Грефе жалко было смотреть. Он отрешенно пожал плечами: дескать, вы начальство, стало быть, вы и правы. О чем может быть разговор?
Все-таки Крюгель счел нужным вмешаться (правда, после некоторого колебания). Шагнул к Дорнбергеру:
— Прошу извинить, герр генерал! Но… я сам видел, как ракета зацепила стабилизатором за угол стрелы, чуть развернулась при этом по оси. Не здесь ли причина неудачного старта?
— А! Что вы понимаете в этом, полковник?! — Дорнбергер досадливо отмахнулся. — Мы тоже все видели. Идите занимайтесь своим делом.
На этом испытания закончились.
Во время обеда в офицерской столовой стояла панихидная тишина (впрочем, неудача ничуть не повлияла на обычный аппетит толстяка Грефе), только за фанерной перегородкой, где располагался кабинет-«люкс», явственно слышалась генеральская перебранка. Генералы в чем-то принципиально расходились, при этом уговаривал, увещевал Дорнбергер, судя по его многословным патетическим фразам, а эсэсовец Бергер не соглашался, упрямо и коротко бубнил: «Нет! Нет! Нет!» Очевидно, генералы продолжали спор, начатый еще в Берлине, а неудачные испытания лишь обострили его, подлили масла в огонь.
