Фрида знала, как рушится мир, оставляя после себя лишь груды обломков и мертвую растрескавшуюся землю. Она знала, что такое вдыхать сухой горячий воздух, которым невозможно надышаться, как невозможно напиться вязким медом, и видеть вокруг себя пустошь, насколько хватает взгляда. Она знала, что значит жить между двух миров: одним глазом смотреть на мир реальный, а вторым видеть другой — свой собственный. Он явился ей таким.
Хотя нет. Второй мир существовал изначально, с раннего детства. Просто когда-то он был точной проекцией мира реального, его зеркальным отражением. В нем также синело небо, по земле стелилась сочная трава, у забора розовели цветы вишни. А потом в эту благодать ворвалась стихия, и мир стал разительно отличаться от того, каким был раньше.
Когда мама не вернулась домой, а вечером следующего дня бабушка закрылась в комнате и долго плакала, по небу пробежали первые молнии. Облака сменились тучами, они набухали влагой, наливались цветом, собственная тяжесть тянула их к земле. Метаморфоза происходила быстро. А вместе с ней у Фриды зарождалось еще не понимание, но предчувствие катастрофы — надвигающегося тайфуна, урагана, смерча…
Так ощущалась необратимость того, что пока неведомо — будто внутри у нее было спокойное озеро, вдруг в его центр упал булыжник, и пока он быстро опускается вниз, по водной глади расходятся круги. И вот этот увесистый камень достигает дна, потревожив мутный ил, и оседает тяжестью внизу живота.
Мама не пришла и на следующий день, и через неделю. Все это время бабушка улыбалась и прятала глаза.
— Когда она вернется? — в очередной раз спросила Фрида.
— Она уехала очень далеко и вернется не скоро.
— Она в деревне? Отвези меня, пожалуйста, к ней. Ну, пожалуйста, бабушка.
— Она не в деревне. Она уехала еще дальше, и я не могу отвезти тебя туда.
— Ты врешь! Ты все врешь! Она не могла уехать без меня!
— Не смей так со мной разговаривать! — губы на морщинистом лице дрогнули, уголки их опустились вниз.
Фаина Иосифовна ушла в свою комнату и хлопнула дверью.
— Ты врешь! Врешь, врешь, врешь! — Фрида бросилась за ней. — Врешь!
Она кричала во все горло, топала маленькой ножкой, выгибала напряженное тело.
— Врешь, врешь, врешь!
Щеку вдруг обожгло. На мгновение Фрида застыла, пытаясь понять причину жжения. Пощечина. Мать никогда не поднимала на нее руку. Истерика накрыла ее новой волной, она упала на пол, извиваясь и крича. Фаина Иосифовна безуспешно пыталась поднять ее, успокоить, привести в чувство. Все было бесполезно, Фрида заходилась криком, билась затылком о паркет. А потом сквозь собственный ор она распознала слова:
