Павел I. Окровавленный трон | страница 42



Беспредельная любовь и благоговение к великой монархине воспитались в сердце Саши Рибопьера с младенческих лет. Государыня подарила Саше свой большой поясной портрет, и это изображение он хранил и чтил, как святыню. Сияние гения Екатерины озаряло годы наступающей юности его и навеки пленило его сердце! Двор ее был не только величав и великолепен. Он был еще образцом хорошего вкуса и самого изысканного тона. Это было беспрестанное излияние царского величия, не терявшего никогда своего достоинства, и беспредельной благости, а со стороны подданных такой же беспредельной любви. Так мнилось мальчику. Из любимцев Екатерины он знал Мамонова, роскошного красавца Зорича. В восемь лет он очень испугался, когда его вдруг поднял во дворце могучими руками Потемкин, богатырь ростом и осанкой, одетый в широкий шлафрок, с голою грудью, поросшей волосами.

Царствование Павла Петровича показалось юноше угрюмым облаком, тенью нашедшим на блестящий двор неподражаемой царицы, эпикурейцев-вельмож и ее преторианцев. Суровый дух Павла Петровича, рыцарский и мистический его характер были непонятны и даже ненавистны воспитанникам скептического прихода французской энциклопедии «Маленький» Саша Рибопьер видел, прежде всего что император облек в старомодные мундиры, ботфорты, плоские треуголки с косицами не одних военных, но и всех придворных, которые до сих пор облекались в изящнейшее и богатейшее платье по своему усмотрению. Исчезли эти сочетания нежных цветов, эти потоки бриллиантов, кружева, дивные табакерки…

Император снял фасон шитья для полной парадной формы гвардейского мундира со старого бироновского кафтана. А кафтан этот увидел он на Ненчини, певце-буффе итальянской оперы…

III. Деловое утро князя Лопухина

Передние комнаты в доме князя Петра Васильевича Лопухина наполнялись просителями с самого утра. Терпеливо стояли и сидели здесь люди, перешептываясь, вздыхая и провожая завистливыми глазами тех немногих счастливцев, которые, едва появившись, сейчас же почему-то получали доступ во внутренние покои. А между тем, часто это были просто длиннобородые купцы в длиннополых кафтанах или евреи с огромными пейсами в традиционных лапсердаках. Секретарь князя и два его помощника то и дело появлялись в передних и, опытным взглядом окинув собрание, к одним подходили и что-то шептали им на ухо, после чего лица последних вытягивались, и они, вздыхая и сгорбившись, удалялись. Других постоянно тщательно обходили, несмотря на умоляющие взгляды.