Поезд остановился в неожиданном месте: среди высоких сосен на берегу неширокой судоходной реки, над которой с криками носились чайки. Станция Видлица оказалась конечной – по словам проводника, дальше была только Ладога. Пошатываясь от недосыпа, все выгрузились из вагона на низкую земляную платформу, но сразу взбодрились – так свежо пахнýло близким морем.
Какой-то оборванный морщинистый мужичок, беззубо шамкая и произнося слова с невнятным местным акцентом («Дак вы шами-то отку буте?»), не без труда объяснил «туристам из Москвы», как «огородами» пройти к поселковой музыкальной школе, в которой и размещался лагерь.
Было раннее утро, солнышко еще не успело прогреть сырой воздух, но вокруг вовсю щебетали птицы, на вытоптанной дорожке беззвучно скакали маленькие длинноногие котята (Фурмана еле оттащили от них), а потом навстречу путешественникам вышло стадо тощих, грязных, непредсказуемо нервных коз, матерно погоняемое озабоченной старухой с прутом…
Опознать «музыкальную школу» в покосившемся зеленом одноэтажном бараке удалось только по наваленной у стены груде старых парт. Единственная дверь была заперта. С другой стороны под навесом находилось что-то вроде столовой, однако и там было пусто. Сбросив сумки и рюкзаки, все присели на брёвна, квадратом уложенные на полянке перед школой, и с натужным весельем стали обсуждать, успеют ли они вернуться на поезд. Но после того как Мариничева догадалась постучать в окно, внутри что-то мелькнуло, и через минуту на крыльце появилась невысокая заспанная девушка в открытой оранжевой майке, коричневой замшевой мини-юбке и – все просто выпучили глаза – с краснозвездной буденновкой на голове.
– Здравствуйте, вы, наверное, москвичи? Ой, а как вас много-то! – удивилась она, сморщившись и энергично потирая кончик длинного носа. – Где же мы вас всех разместим?.. Ну, ничего, что-нибудь придумаем.
Девушка сказала, что до общего подъема еще сорок минут, но дежурные повара сейчас встанут, чтобы начать готовить завтрак, а пока можно познакомиться: она командир лагеря и зовут ее Нателла (смешно, но имя и фамилия у первой встреченной карело-финской коммунарки были абсолютно грузинскими). Нателла села за парту с блокнотом и ручкой, которые ей любезно предоставила Мариничева, и стала записывать сведения о подходивших к ней по очереди членах московской делегации.
Готовясь к поездке, Фурман выпросил у Бори его студенческий стройотрядовский костюм, так что вид у него был весьма бравый: защитного цвета «жокейская» кепочка с длинным козырьком, легкая брезентовая куртка (к счастью, без всяких разоблачительных надписей и нашивок), такие же штаны на черном кожаном ремне с желтой гербовой пряжкой (часть Бориной же древней школьной формы) и тяжелые туристские ботинки, которые Фурман носил и зимой, и летом. «Богемные» спутники слегка посмеивались над этим «милитаристским» стилем, но Нателла взглянула на Фурмана с одобрением, как на бывалого походника. К тому же они оба оказались ровесниками и выпускниками этого года. Как успел рассмотреть Фурман, у командира лагеря были небольшие карие глаза, коротко остриженные темно-рыжие волосы и крепкие загорелые ноги со светлым пушком.
