После этой истории Фурман как-то очень быстро сошелся с Рамилем, чему способствовал естественный распад прежней компании: Оля и Лена вскоре выписались, Женя жила какой-то своей жизнью, а Юра теперь часто отсутствовал – по просьбе шефа он ездил дрессировать его кокер-спаниеля, который, как с негодованием рассказывал воинственный БЗ, струсил и не стал защищать его четырнадцатилетнего сына от приставших на улице хулиганов; кроме того, Юра помогал своим родителям на даче и в середине лета застрял там окончательно.
Рамиль, уже закончивший первый курс какого-то технического вуза, держался по отношению ко всем остальным обитателям отделения по-взрослому независимо. Эту спокойную независимость подчеркивали затемненные очки, которые он почти никогда не снимал (это не было позой – по его словам, у него сильно падало зрение, и «щадящие» очки прописал ему врач). Странно, но легкое заикание придавало Рамилю какой-то дополнительный шарм, смягчающий его естественную собранность. Ростом он был ненамного выше Фурмана, но гораздо атлетичнее. Когда в отделении наконец появился волейбольный мяч, они оба оказались среди сильнейших игроков и, случалось, играя вдвоем против полных команд, выбивали их одну за другой. Рамиль, живший в студенческой общаге (в Москву он приехал откуда-то из Казахстана), производил впечатление человека, который уверенно ориентируется практически в любых ситуациях. Правда, после нескольких откровенных разговоров Фурман с удивлением стал догадываться, что за его декларируемым жестким прагматизмом и даже циничностью скрывается обиженный на жизнь провинциальный романтик, но, как бы то ни было, Рамиль был старше и намного опытнее, и Фурману было с ним интересно. Потом у Рамиля завязались какие-то запутанные отношения с хрупкой и нервной девушкой Таней, и он попросил Фурмана сыграть роль своего доверенного лица и посредника. Прояснить сложившуюся ситуацию Рамиль отказался, но, судя по его холодновато-уклончивому поведению и отдельным высказываниям (типа «Все мы совершаем ошибки», «Понимаешь, Саша, мне не нужны скандалы», «Ты можешь смело говорить ей обо мне всё, что посчитаешь нужным», «Не забывай, где мы находимся»), он хотел дать задний ход, не усугубив при этом болезненного состояния девушки и, соответственно, с минимальными моральными потерями со своей стороны.
Таня была на год старше Фурмана, но держалась со спокойным достоинством уже пожившей женщины (что и немудрено, имея такие красивые ноги). У нее было маленькое угловатое личико с очень выразительными карими глазами, однако временами она чувствовала себя плохо, заметно слабела и едва могла участвовать в беседе – видимо, находясь под воздействием лекарств. По интуитивно-целительским соображениям Фурман старался побольше смешить ее, в рамках посреднической миссии рассказывал о своем понимании Рамиля и – уже просто из бесстыдного любопытства – расспрашивал о загадочных ежедневных ритуалах и нелепых мелких подробностях, наполняющих частную жизнь девушек. Таня с самого начала очень жестко отказалась обсуждать то, что с ней было до больницы, но через некоторое время, в знак особого дружеского доверия, поделилась с Фурманом своей тайной мечтой: закончить после школы специальное ПТУ, готовящее садоводов, и стать продавщицей цветов в цветочном магазине. Мечта была неожиданной, но – в отличие от близкой по духу мечты самого Фурмана прожить всю жизнь дворником в психушке – вполне исполнимой. Он даже начал подумывать о том, нельзя ли их как-нибудь соединить. Таню ужасно развеселило его ироничное предложение, но все равно он был ей благодарен… Что же касается ее отношений с Рамилем, то Таня холодно сказала, что он сам себе хозяин и она от него ничего не ждет. Похоже, собственное спокойствие и здоровье и для нее были сейчас намного важнее, чем приключения. Не без злорадства сообщив все это Рамилю, Фурман счел свою дипломатическую миссию завершенной. Рамиль с ухмылкой принял свою отставку, и они оба ощутили, что прежнее доверие между ними потеряно.
