Я кивнул и улыбнулся пошире.
— Да.
— И… э… посылка… отправлена… в Севастополь?
— Да-да.
— И… отправка… э… прошла без недолжных…
— Если вы спрашиваете, убил ли я старого Льстива, то да, убил, — вскричал я. — Выстрелил ему в грудь и смотрел, как он подыхает, как грязный пес, коим он, собственно, и являлся.
Карлик шмыгнул носом и кивнул. Казалось, у него хронический насморк.
— Небольшая благодарность была бы отнюдь не лишней, — рискнул я.
Рейнолдс расхохотался:
— Что мне следует сказать, мой мальчик? Что Англия перед тобой в неоплатном долгу?
— Для начала сойдет и так. Хм… «Народ будет вечно и бесконечно благодарен». Что-то вроде. Но узнает ли об этом сам народ? Для них достопочтенный Эверард так и останется доблестным слугой Империи…
— Который был застрелен, защищая свой дом от банды жестоких грабителей, — добавил Дж. Р.
— Мы это утверждаем?
— Думаю, да.
Я слегка пожал плечами.
— Да, он останется храбрецом до мозга костей, а вовсе не тем отвратительным анархистом, который планировал неоднократно взорвать министра иностранных дел. Каким его знаем мы. Точнее, знали.
— Ну-ну, мой мальчик, — лукаво произнес Джошуа Рейнолдс. — Именно поэтому мы и называемся секретной службой.
Ах да. Кот выбрался из мешка. Вы, заплатив кровные несколько шиллингов в универмаге мистера Смита на вокзале Ватерлоо (если мои воспоминания все-таки достанут из сливного бачка), ожидаете прочесть об увлекательных приключениях великого Люцифера Бокса, члена Королевской академии искусств, выдающегося портретиста своей эпохи (у человека должны быть амбиции), — и что выясняете? Что в перерывах между рисованием маленьких пустячков я живу двойной жизнью!
Истоки этой истории достаточно скромны. По некоторым причинам, слишком личным и болезненным, чтобы о них можно было рассказывать, я оказался должен услугу поверенному нашей семьи. Выяснилось, что Джошуа Рейнолдс (а это был именно он), несмотря на свою миниатюрность, стал очень большой шишкой в Правительстве Его Величества. Оставаясь исключительно за кулисами, как вы понимаете, и весьма секретно. Мне нравилось льстить себе мыслью, что он просто не мог обойтись без меня.
Теперь он смотрел на меня со странным выражением на лице — чем-то средним между улыбкой и гримасой.
— Ты выглядишь каким-то положительно чахоточным, дорогой мой, — сказал он наконец.
— Вы раните меня в самое сердце. Стиль Бердсли[8] сейчас совсем не в моде.
— Тебе нужно больше есть!
— Это сложно сделать, учитывая те гроши, что вы платите.
