***
Дождь кончался, но мелкие капли его еще искрами сверкали в дрожащих желтых ореолах фонарей. Перрон поблескивал отражениями в замерзающих лужах.
Я вышел из вагона и направился к вращающейся двери вокзала. Градины хрустели под ногами, как битое стекло.
В зале ожидания сидел бродяга в рваном плаще и играл на флейте. Я остановился и минуту слушал, пытаясь уловить мелодию. Лицо бездомного было бледно и неподвижно, как лунный ландшафт, руки дрожали, но он все равно играл, и мелодия рождалась неровная, как азбука Морзе; игра резала слух, и я уже хотел отойти, но вдруг заметил, что вместо шляпы для милостыни он поставил перед собой ржавый бритвенный тазик. Это напоминание о Дон Кихоте так умилило меня, что я решил кинуть пару монет в знаменитый головной убор — полез в карман, но… вместо мелочи пальцы нащупали камень. Я вытащил на свет фигурку лошади, высеченную из красного минерала.
— Так-так. Это здесь откуда?
Еще пошарил вдоль подкладки, прекрасно помня дырку по шву — но вместо нее обнаружил помятый лист бумаги. И только тут заметил, что воротник у этого пальто коричневый — а не серый, как у моего.
— Вот дурень-то!
Поезд тем временем трогался; земля задрожала.
— Погодите! Ошибка!! — застряв на пару мгновений внутри капсулы вращающейся двери, сделав лишний круг, я выпал обратно на перрон и рванул за вагоном, нелепо оскальзываясь, как ребенок на катке. Из полутьмы вагонных окон за мной наблюдали желтые лица, кто-то даже помахал рукой.
Локомотив разогнался и вскоре скрылся за лесополосой. Где-то там внутри него ехало мое пальто — и мои последние деньги в его внутреннем кармане.
***
Олег Фомич Чревато был очень приветливым человеком. Даже слишком. Только один недостаток смазывал общее впечатление: говорят, раньше он мастерски играл в покер, но потом пережил инсульт, и теперь его перегревшийся мозг вместо карт тасует воспоминания. Склероз прогрессирует: старик путает лица, не помнит постояльцев, а потому для каждого пришедшего всегда устраивает экскурсию.
— Добро пожаловать! — говорит он, вскинув руки. — Позвольте, я покажу вам здесь все.
У него лицо спившегося священника (отличный экспонат для моей коллекции); плечи посыпаны перхотью; карманы его всегда набиты мелочью, и он позвякивает монетками на ходу, как свинья-копилка; каждый раз, демонстрируя мне убранство моей собственной квартиры, он большим пальцем потирает висок, словно пытаясь настроить резкость мышления.
Вот и сейчас все повторилось.
