Самый жестокий месяц | страница 74
Подождав минуту и не услышав никаких голосов, он взял телефон и набрал еще один номер.
– Bonjour, суперинтендант. Все еще на работе?
– Собираюсь уходить. Что у тебя там, Арман?
– Это было убийство.
– Скажи мне, это твое ощущение или есть какие-то доказательные факты?
Гамаш улыбнулся. Старый друг хорошо его знал и, как и Бовуар, испытывал определенное недоверие к «ощущениям» Гамаша.
– Вообще-то, это мне сказал мой дух-наставник.
На другом конце наступила пауза, потом Гамаш рассмеялся:
– Это шутка, Мишель. Une blague[38]. На этот раз факты есть. Эфедра.
– Насколько мне помнится, об эфедре говорил тебе я.
– Верно, но в ее комнате или ванной эфедры не обнаружилось. И вообще не обнаружилось нигде, где она могла бы ее хранить. Судя по всему, эта женщина вовсе не считала, что ей нужно похудеть. С аппетитом у нее все было в порядке, и потребности применять опасные средства она не испытывала. Никаких бзиков относительно избыточного веса или диеты. Ни книг, ни журналов на эту тему я у нее не нашел. Ничего похожего.
– Ты думаешь, кто-то подсунул ей эфедру.
– Да, я так думаю. Я начинаю расследование убийства.
– Я не возражаю. Извини, что испортил тебе праздник. Ты успеешь проводить Даниеля?
– Нет, он уже на пути в аэропорт.
– Извини, Арман.
– Это не твоя вина, – сказал Гамаш, хотя Бребёф, который прекрасно его знал, услышал сожаление в голосе. – Мой привет Катрин.
– Передам.
Отключившись, Гамаш почувствовал облегчение. Вот уже несколько месяцев, а может быть, и дольше он чувствовал изменения, произошедшие в его друге: между ними словно появилась какая-то пленка. Та близость, что всегда существовала между ними, как-то померкла. Ничего очевидного Гамаш не замечал и даже спрашивал себя, уж не выдумывает ли он. Он спросил об этом Рейн-Мари после ужина с Бребёфами, состоявшегося некоторое время назад.
– Я не могу назвать ничего конкретного, – попытался объяснить он. – Просто…
– Ощущение? – улыбнулась Рейн-Мари.
Она доверяла его ощущениям.
– Возможно, нечто большее. У него изменился тон, и смотрит он как-то жестче. А иногда говорит такие вещи, которые кажутся мне намеренно оскорбительными.
– Вроде того замечания насчет квебекцев, которые переезжают в Париж, думая, что они лучше других.
– Значит, ты тоже это заметила. Он знает, что Даниель уехал туда. Это была издевка? Если так, то одна из многих, что я слышал от Мишеля в последнее время. К чему бы это?
Он поразмыслил, но так и не смог сообразить, в чем причина, почему у Мишеля могло возникнуть желание вредить ему. Он не мог вспомнить ничего, что могло бы вызвать такое отношение.