Самый жестокий месяц | страница 67



– Почему?

– Потому что у меня появился друг, старший инспектор. Человеку и нужен-то всего один друг. И ваша жизнь меняется.

– У вас, вероятно, были друзья и прежде, мадам.

– Верно. Но таких, как Мадлен, не было. Когда она стала моим другом, произошло какое-то волшебство. Мир стал ярче. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – кивнул Гамаш. – Снимается пелена.

Она благодарно кивнула ему. Он понял. Но теперь она чувствовала, как пелена медленно возвращается. Мадлен была мертва всего несколько часов, а тьма уже приближалась, а вместе с ней – пустота. Она занимала весь горизонт.

Одна умерла, другая осталась. Одна. Опять одна.

– Но вы ведь не всегда жили вместе?

– Нет, конечно. – Хейзел рассмеялась, удивив саму себя. Может быть, тьма была всего лишь угрозой. – После школы мы пошли каждая своим путем, но несколько лет назад снова встретились. Она прожила здесь почти пять лет.

– Мадам Фавро никогда не страдала избыточным весом?

Он уже привык к тому, что этот вопрос вызывает недоуменное выражение на лицах его собеседников.

– Мадлен? Нет, мне об этом неизвестно. После школы она набрала несколько фунтов, но ведь двадцать пять лет прошло. Это естественно. Однако толстой она никогда не была.

– Но вы много лет ее не видели.

– Это верно, – признала Хейзел.

– Почему мадам Фавро переехала сюда?

– Брак у нее сложился неудачно. Мы жили каждая своей жизнью, но вот решили жить вместе. Она в то время была в Монреале.

– Было трудно найти для нее место?

– Вы весьма дипломатично выражаетесь, старший инспектор. – Хейзел улыбнулась, и он понял, что она ему нравится. – Если бы она привезла с собой зубную щетку, у нас случилась бы катастрофа. К счастью, она ничего не привезла, кроме себя. И этого было достаточно.

Вот оно что. Просто, без принуждения, приватно. Любовь.

Хейзел закрыла глаза и снова улыбнулась, потом брови ее соединились.

В комнате вдруг повисло ощущение боли. Гамашу захотелось взять сцепленные пальцы Хейзел в свои. Любой другой старший офицер Квебекской полиции счел бы это не только слабостью, но и глупостью. Но Гамаш знал, что только такими способами и можно найти убийцу. Он слушал, что ему говорят, делал записи, собирал свидетельства, как и все его коллеги. Но он делал и кое-что еще.

Он собирал чувства. Собирал эмоции. Потому что убийство – дело глубоко человеческое. Его интересовало не то, что делали люди, а то, что они чувствовали, потому что именно в чувствах и кроется первопричина преступления. Некоторые чувства, прежде человеческие и естественные, вырождаются. Вырастают до невероятных размеров. Становятся горькими и мучительными, пожирают своего носителя. Человек практически перестает существовать.