Светило солнышко, и люди грелись в его лучах, собираясь на верандах кафе. Бульвар Рамблас блистал своим великолепием. По нему прохаживались высокомерные банкиры, чванливые военные, чопорные сеньоры, голосистые цветочницы, студенты-прогульщики, которые цеплялись к прохожим и путались у них под ногами; лица без определенных занятий и моряки, только что сошедшие с корабля. Всегда веселая, улыбающаяся Тереса вдруг помрачнела.
— Меня оглушает этот шум. Впрочем, не думаю, чтобы вид безлюдных улиц радовал меня больше. Города созданы для множества народа, верно?
— Я вижу, тебе не нравится город, — заметил я ей.
— Терпеть его не могу. А ты?
— Напротив, не представляю себе жизни где-нибудь в другом месте. Ты тоже скоро привыкнешь и не сможешь жить без него.
На площади Каталунья, напротив кафе Майсон Дорее, возвышалась трибуна, обтянутая каталонским знаменем. Какой-то оратор произносил речь перед примолкшей толпой.
— Пойдем отсюда, — попросил я.
Но Тереса воспротивилась:
— Я никогда не видела митингов. Давай подойдем поближе.
— А вдруг начнется заварушка?
— Ничего не будет, — успокоила она меня.
Мы приблизились, но все же остановились на довольно значительном расстоянии от трибуны, и слова оратора едва доносились до нас, хотя нам хорошо видны были все его жесты. Он говорил что-то на каталанском языке, и его речь прерывалась бурными овациями, возгласами и нестройным пением Els segoadrs[2]. С улицы Фонтанелья приближались пешие жандармы, вооруженные карабинами. Они выстроились вдоль тротуара, спиной к зданиям, и встали по команде «вольно».
— Дело дрянь, — сказал я.
— Не будь трусишкой, — ответила Тереса.
Пение продолжалось, сопровождаемое вызывающими выкриками. Какой-то парень, вынырнув из толпы, схватил с земли камень и с ожесточением запустил его в витрины здания Сиркуло Экуестре. При этом с головы его свалилась шляпа. Раздались возгласы:
— Fora els castellans![3]
В окно выглянул человек в черном костюме, с птичьим лицом и, вытянув вперед руки, прокричал: Catalunya[4]. Но ему пришлось тут же скрыться под оглушительный свист и град камней, которые на него обрушились.
— Кто это? — спросила у меня Тереса.
— Я не разглядел хорошенько. По-моему, Камбо.
Жандармы хранили невозмутимое спокойствие в ожидании приказов офицера, державшего в руке пистолет. Со стороны улицы Рамбла-де-Каталунья группками бежали люди, размахивая дубинками. Они кричали: «Да здравствует республиканская Испания!», вероятно предполагая, что на площади собрались «молодые варвары» Лерруса
