Леппринсе!
— Цивилизация требует от человека такой же веры, какую средневековый крестьянин возлагал на провидение. Сейчас мы должны верить в то, что навязанные нам специальные нормы поведения людей имеют такой же смысл, какой имели для земледельца времена года, облака, солнце. И эти демонстрации рабочих, предъявляющих свои права, напоминают мне процессию верующих, вымаливающую дождь… Или… как ты называешь?.. Хочешь еще коньяка?.. Ах, да, революцию…
Об этом пронырливом, вероломном Леппринсе было известно только, что он молодой француз, приехавший в Испанию в 1914 году, в самом начале страшной войны, которая принесла столько слез и смертей и все еще приносит много горя родине вышеупомянутого сеньора; что после своего приезда в Испанию он сразу же стал очень популярен в аристократических и финансовых кругах нашего города, благодаря не только своему уму и социальному положению, но и своим отличным манерам, импозантности и небывалой расточительности. Вскоре этот новоявленный мосье, выглядевший столь важным и довольным жизнью, словно хранил в своих сокровищах все деньги соседней республики, поселился под именем Пауля-Андре Леппринсе в одном из фешенебельнейших отелей и, проникнув в высшие экономические сферы, получил самые заманчивые предложения. Какого рода были эти предложения, навсегда останется для нас тайной, но факт тот, что спустя год после своего появления в Испании он уже занимал руководящий пост на одном из самых крупных и мощных тогда в городе предприятий: Савольта…
В зале, на подмостках, обтянутых бархатом, оркестр по-прежнему играл вальсы и мазурки. Несколько пар танцевали на свободном от гостей небольшом пятачке. Только что завершился ужин, и гости с нетерпением ждали полуночи, а с ней наступления Нового года. Молодой Леппринсе беседовал с пожилой сеньорой.
— Я очень много слышала о вас, молодой человек, но до сих пор нам ни разу не довелось встретиться. Ужасно, дружок, но мы, старики, ведем уединенный образ жизни… Ужасно!
— Ну уж, сеньора, — отвечал ей молодой Леппринсе, улыбаясь, — скажите лучше, что вы сами избрали для себя спокойный modus vivendi[6].
— Что вы, дружок. Прежде, когда был жив мой муж, — царство ему небесное! — я проводила время совсем иначе. Мы никогда не отказывали себе в приемах и выездах… А теперь я быстро устаю от этих сборищ. Они утомляют меня, и едва наступает вечер, я тороплюсь скорее вернуться домой и лечь спать. Мы, старики, живем воспоминаниями. Балы и развлечения уже не для нас.
