— Вот мастер! Вот мастер! — восхищался Голев.
— Сейчас он даст им жизни! — просиял Соколов.
«Як» в самом деле развернулся и ринулся прямо на один из «мессеров», который мчался ему навстречу. Теперь самолеты шли друг против друга, шли стремительно. Еще мгновение, и, казалось, они столкнутся. Немец не выдержал, метнулся в сторону. Второй «мессер» растерялся, занервничал и, как говорится, без оглядки помчался с поля боя. «Як» устремился за ним.
— Догонит, добьет! — слышались голоса бойцов.
— От такого не уйдешь! — с гордостью произнес Юров.
Жаров и Юров поехали вместе с Румянцевым.
— Что подбили, это неплохо, стрелять умеете, — похвалил комбат роту, — но огонь стихиен, им управлять надо, — тут же укорил он молодого командира.
Яков неловко заерзал в седле и смущенно взглянул на Юрова, словно ища у него поддержки. Тот одобрительно подмигнул ему: дескать, строг командир, что поделать, нелегко угодить такому, а надо — дело требует.
Дорога побежала ровным полем, и все трое легко зарысили, изредка перекидываясь словом или короткой фразой. Потом ехали шагом и молча, и каждый думал о своем.
2
Мысли, мысли! Какая неодолимая в них сила! То как молнии блеснут в вышине так, что дух захватывает, то на самых головокружительных скоростях, обгоняя время, умчат тебя в неведомое, то повернут вдруг назад и еще раз покажут минувшее.
Андрею вспомнились и семья, и город на Оке, где учился сам и учил других; вспомнились первые недели войны, первые бомбежки, дни эвакуации.
В то солнечное утро он только что возвратился из Москвы. За завтраком в саду пятилетняя дочурка не сходила с рук. Позади два года напряженной работы: лекции в институте, где читал историю, заочная аспирантура.
Не успел он рассказать жене о поездке, как радио обрушило страшную весть: война! Она гремит уже на тысячекилометровом фронте. Уже пролита первая кровь, пали первые жертвы!.. Война!..
Они жили в Высоком, на левом берегу Оки. Здесь на их глазах выросли мощные корпуса предприятий, красивые кварталы домов, скверы, парки. Все погибло в один вечер.
Его не сразу расслышали, ноющий гул. Затем дым и багровое пламя. Грохот разрывов. Час, в течение которого длилась бомбежка, казался вечностью. Все тушили пожары, вытаскивали из горящих зданий детей, выводили стариков и больных, перевязывали раненых.
Всюду руины, огонь, кровь. Многое из того, что строилось на глазах этих людей, уже лежало в черных развалинах. Целые улицы в пламени. Едкий дым заволакивал город.
