Мельком бросив взгляд в сторону копошившегося под колесом помощника, Ака-Рузи вновь наполнил пиалушки.
Теперь, самое главное – не давать повода для раздражения.
Исколесив по Устюрту десятки тысяч километров и хорошо изучив дикий и необузданный нрав местных жителей, он прекрасно разбирался в тончайших нюансах их психологии, зная – где, когда, что и как следует говорить, дабы свести к минимуму возможный конфликт. И, тем не менее, всякий раз, напряжение ни на миг не отпускало его, поскольку никто не мог ручаться за то, что меланхоличное внешнее спокойствие степняка не сменится в следующую секунду непредсказуемым взрывом эмоций, с вытекающими последствиями.
Прошедший нелегкую школу жизни, Ака-Рузи достаточно трезво смотрел на жизнь. Впитав ещё со школьной скамьи интерес к географии и истории, страсть к далеким странам и путешествиям, он старался одинаково уважительно относиться к любому народу, понимая, что только открытость и принятие другой культуры способно по-настоящему расширить кругозор человека, возвышая его как в нравственном, так и в любом другом отношении. Во время своих многочисленных поездок, он любил размышлять над увиденным, над жизнью, над собой. А потому, очень скоро пришел к выводу, что нет предела совершенствованию на пути к достижению того идеала, который лежит в основе мировых общечеловеческих ценностей.
Не имея привычки – делить, кого бы то ни было, по расовому или национальному признаку, он прекрасно был осведомлен в том, что хороших и плохих людей хватает всюду, среди любого народа. И, всё же, к степным казахам не мог скрыть своего неприятия. Несмотря на то, что среди его друзей было немало казахов. Один, из которых, так разъяснил Роману, имея ввиду своих степных «собратьев»:
– Понимаешь, это не человек, это – инвалид.
Впрочем, Ака-Рузи и сам уже давно пришел к этому выводу. Он понимал: призывать их к совести, аппелируя к гуманности и так далее, было равносильно попытке – объяснить каннибалу, что питаться людьми – нехорошо. А потому, он был далек от того, чтобы витать в облаках надуманных идеалов, а достаточно прочно, обеими ногами твёрдо стоял на земле и без розовых очков смотрел на реальность, фиксируя всё то, что ежедневно преподносила ему жизнь.
Обижаться на людей, с самого рождения лишенных социальных прав, брошенных властями на произвол судьбы, оторванных от цивилизации и не видевших вокруг себя ничего, кроме лошадей, верблюдов и бескрайней степи, было, по меньшей мере, неразумно. Это Роман понимал.
