Я задавалась вопросом: ну почему совокупление – плохо? Что такого в том, что женщина и мужчина хотят друг друга и так сказать, осуществляют свое желание. Вспомним святого, победившего свою похоть… Спрашивается: зачем? Зачем, если Сам Создатель велел плодиться и размножаться? И до меня дошло, наконец! Этот человек понимал, что у него нечистые помыслы. Понимаете? То есть, он не может полюбить! Не может полюбить женщину, одну, единственную, не может стать мужем и отцом. Он способен только на блудные желания и действия! Именно поэтому человек ушел в пещеру. Подумайте! Какой образ! Пещера, большая или маленькая, не важно, как бы олицетворение всех наших женских пещер, совокупность, объединение, он ушел весь, на тридцать лет в темноту и боролся с собой. Точнее, он боролся с собственной греховностью, уничтожал в себе беса. Потому что чистый человек, с чистыми помыслами даже не станет задумываться над своей похотью, он ею не обладает. Он умеет любить, эта способность дарована ему Богом, с любовью он рождается в мире и с любовью же смотрит на мир. Потому для него другой человек не может быть объектом страсти, а только объектом любви. В любви греха нет и в помине. Но мы-то, мы не знаем или забыли, что есть любовь.
Ять – значит иметь!
Ловлю себя на мысли… Наблюдая за парочками в метро или на улице, я словно бы вижу их чувство друг к другу: нежность, страсть, превосходство одного над другим или другой, демонстрация своей власти над партнером, преклонение, а то и просто откровенная похоть, похоть выставленная напоказ. «Смотрите! Я трахаю эту самку, я трахаю ее так и так, и даже так, как вам и не снилось!»
Почему-то сразу становится ясным до прозрачности – чем они занимались сегодня, о чем говорили, что будут делать в ближайшие часы и как разбегутся, оставив на память друг другу чувство резкой брезгливости или недоумения.
Больше всего жаль подростков. Они, бедненькие, только-только столкнулись со смутными, невыясненными пока желаниями, с ночными трепетными снами, с непонятными и непредсказуемым позывом; когда вдруг, потянет к незнакомой девушке, до сладкой дрожи, до горячего колотья где-то внутри, с тяжелым горячим комом внизу живота. И стоишь как дурак, обливаешься потом, а она летит недоступная неземная и странная, волосы ее развеваются встречным или боковым ветром, грудки тянутся к твоим ладоням. Но, ничего нельзя, или можно?
И снова ночное томление, и имя ее на губах, до стона, до невнятного полубреда. А потом, отходит, отпускает, потому что прилетает другая, с терпким запахом, вздрагивающими ягодицами, смеющимся ртом… И еще, и еще! Да сколько же их!
