Байкал был его особой любовью, его возвышенной поэмой. Его поручением. Его послушанием. Он любил его и нёс, как несут крест – с монашеским смирением. Но это было смирение воинственных Пересвета и Осляби: до первой опасности, а дальше – оружие в руки и в бой. Именно за это внутренние враги России нанесли ему невосполнимые физические увечья. Он выстоял.
Вот почему мы не прощаемся с Валентином Распутиным. Отныне и всегда главные ориентиры и ответы на самые трудные вопросы мы будем искать в его тревожной, поучительно неразвлекательной прозе, в его отчаянно честной и горестной публицистике. В главном поступке всей его жизни – любить Россию наперекор всему и превыше всего.
По материалам сайта КПРФ
Сергей ЕСИН, писатель:
– Валентин Распутин – это как фундамент в нашей литературе. Он ушёл и сразу обнаружилось, что кружевная дребедень фальшивых литературных проектов и мнимых имён разлетелась в пух и прах. Он был живым фундаментом того, что называлось русской классикой.
Я знаю его с юности, мы почти ровесники, но когда он входил, я невольно поднимался, потому что понимал: передо мной некий монблан, на который надо смотреть, задрав голову. Распутин был человеком чрезвычайно скромным и простым. Помню два эпизода. Первый – когда он приезжал в Литературный институт и беседовал на семинаре со студентами. И второй – когда был международный конкурс «Москва–Пенне», мы целый час говорили с ним по телефону и он хотел снять свою кандидатуру. Я не без труда убедил Распутина, что его вещь талантлива и неповторима и что он непременно будет первым. Первым он и оказался.
Валентин СИДОРОВ,народный художник СССР:
– Уход Валентина Григорьевича Распутина для меня и, уверен, не только для меня – как землетрясение. Это действительно невосполнимая утрата. Теперь придётся жить без него... Мы познакомились ещё в прошлом веке, когда был издан «Последний срок». И он, безусловно, сыграл в моей жизни очень важную роль. Сначала ко мне в мастерскую пришли писатели, поговорили, чайку попили. Я про свою деревню рассказывал, все слушали, а Валентин Григорьевич посоветовал собирать эти мои рассказы, записывать. Так родилась моя повесть «Гори, гори ясно», которая по рекомендации Распутина вышла в «Роман-газете», да ещё под одной обложкой с Василием Ивановичем Беловым. Помню, показал ему рукопись, ждал замечаний. А он только и сказал, что угольки собираются не в углу, а в загнетке. Надо же, я это слово забыл... Он как никто чувствовал народное звучание слов, языка нашего. Так началась дружба, которой я очень дорожил. Ездил в Иркутск на его литературный фестиваль. Выступали в тамошнем университете. Он меня так со сцены хвалил, называл чуть ли не продолжателем традиций Ивана Шмелёва. Я из партера еле его остановил... Он открывал в Иркутске мою выставку «На тёплой земле» и говорил хорошие слова. Ведь у нас много общего было в биографиях. «Уроки французского» – это и моя история. В перестроечные годы, когда свалились неприятности и были вызовы в прокуратуру, именно Валентин Григорьевич звонил в высокие кабинеты, помогал и помог. Если бы не его вмешательство, может, и судьба моя по-другому пошла... Этого ведь не забудешь! Буквально на днях рассказывал в интервью об ушедшем несколько лет назад нашем выдающемся художнике Гелии Коржеве, которого коллеги называли совестью. И Валентин Григорьевич был общей нашей совестью. Убеждён, останутся для новых поколений читателей его произведения о взаимоотношениях человека и природы. Всей своей непростой трагической жизнью он убеждал: без органической связи с природой ничего у нас не выйдет. Услышим ли мы его? Дай Бог!
