Новый Макиавелли | страница 4



Еще хочется сказать спасибо моему ассистенту, многострадальной Дебби Эйлс, за помощь и заботу обо мне, а также моим коллегам Томасу Каплану, Али Эрфану и Аамеру Сарфразу за понимание и толерантность.

Отдельное спасибо моей жене Саре и детям Джону, Чарли, Джекке и Роа — за поддержку и любовь, которую они мне дарили, пока я работал в правительстве и писал эту книгу. Поверьте, дорогие, моя благодарность такова, что я не умею выразить ее (и не всегда стараюсь это сделать).

Вступление.

В защиту Макиавелли

Произведения Никколо Макиавелли зачастую понимают неправильно. Еще при жизни этого выдающегося человека взгляды его были извращены, а вскоре после смерти словцо «макиавеллист» сделалось оскорбительным. В действительности же Никколо Макиавелли вовсе не был создателем «макиавеллизма». Он родился во Флоренции, в семье адвоката, в эпоху правления Медичи; в 1498 году стал секретарем второй канцелярии Республики, позднее — секретарем Комиссии Десяти, ведавшей военными делами. Эти два органа управления играли ведущую роль в Республике с тех пор, как Медичи были изгнаны, а монах-радикал Савонарола казнен. В течение четырнадцати лет Макиавелли исполнял функции государственного чиновника и дипломата, занимался администрированием, политическими и военными делами. В те времена Флоренция была центром европейского Возрождения; Макиавелли общался с такими титанами эпохи, как Микеланджело и Леонардо да Винчи, а в ходе дипломатических поручений встречался с великими правителями, в том числе с королем Франции Людовиком XII, с императором Священной Римской империи Максимилианом и с Цезарем Борджиа, сыном Папы Александра VI; Макиавелли наблюдал взлеты и падения этих великих людей. Львиная доля службы Макиавелли прошла под началом пожизненного гонфалоньера (первого министра) Пьеро Содерини; впрочем, из поздних записей Макиавелли ясно, что сей государственный муж не пользовался его уважением, ибо был весьма нерешителен, вследствие чего многие дипломатические миссии Макиавелли провалились Макиавелли потерял должность в 1512 году, когда Медичи при помощи папства вернули себе былую власть» Макиавелли подвергся своего рода внутреннему политическому изгнанию. Теперь он лишь изредка проводил переговоры для флорентийских бизнесменов, желавших заключить сделки с соседними государствами, и наконец удалился в свое поместье в Сан-Кассиано, где стал работать над трактатом «Государь».

Иногда я тешусь проведением параллелей в судьбе Макиавелли и в моей судьбе, тем более занятных, что нас разделяет целых пять столетий. Я шестнадцать лет был государственным чиновником и дипломатом, причем эти годы пришлись на рубеж веков; я участвовал в переговорах от имени Британского правительства, в том числе в переговорах о возвращении Гонконга Китаю, и в подготовке Договора об объединении Германии, также известного как Договор «Два плюс четыре». Кроме того, на моем счету переговоры с Советским Союзом о контроле вооружений и правах человека. Я встречался с выдающимися политиками — от Рейгана и Тэтчер до Горбачева и Ельцина; имел возможность узнать их характеры и пронаблюдать их действия. В 1991 году меня отправили в Британское посольство в Вашингтон, где я общался с Биллом Клинтоном, фаворитом президентской гонки; Клинтона я помнил еще по Оксфорду. В качестве дипломата я присоединился к группе, сопровождавшей Клинтона в первом официальном визите в рамках предвыборной кампании в Нью-Гемпшир (тот же 1991 год). Мы поехали на микроавтобусе. В этой группе я оставался вплоть до окончательного триумфа в ноябре 1992 года. Насмотревшись на американскую политику, я решил завязать с дипломатией и заняться политикой британской; в частности, у меня было намерение стать членом Парламента от лейбористов. Я с болью наблюдал поражение Нила Киннока (телетрансляция, главный зал Британского посольства, май 1992-го). Стало ясно: если кто и способен вывести лейбористов в центр политических событий и вернуть им электорабельность, то это — Гордон Браун и Тони Блэр; на них и надо делать ставку. Летом того же года я вместе с Гордоном Брауном присутствовал на Демократической конвенции в Нью-Йорке; моя задача была — «присматривать» за Брауном.