– Вот так. Ну, а теперь давайте выяснять, кто его туда толкнул. – И она нашла глазами Фурмана.
– Я, – мрачно признался он.
– Беркин первый его столкнул! – закричали доброхоты, но им было приказано замолчать и разойтись.
– Что ты сознался, это уже неплохо, – вздохнула она. – Но ты сам-то понимаешь, что ты наделал?
Фурман вроде бы понимал.
– А ты понимаешь, что было бы, если бы его все-таки пришлось отправить в больницу? Ты понимаешь, какой шум бы поднялся на всю Москву?.. И что было бы с твоими родителями и с тобой – о себе я уж и не говорю…
Фурман молчал, но в глазах у него появились слезы.
– А ты поставь себя на место его родителей: они вот скоро за ним придут и узнают, что тут произошло… И что я им скажу?..
В этот момент няня неожиданно привела обратно Беркина – почищенного и странно улыбающегося. Обе кисти у него были плотно забинтованы. Все-таки он не умер!..
– Я, например, не знаю, что им говорить. Ты еще должен сказать спасибо, что все закончилось именно так. Это уж ты нас благодари, что мы тебя прикрыли… Могло-то быть и хуже. – Она внимательно посмотрела на Фурмана, хотевшего сказать, что он ведь не знал, что там стекло, и задумчиво продолжила:
– Так что, пока время у тебя еще есть, подумай сам, что ты им ответишь, когда тебя спросят. И своим родителям – тоже… А я бы на месте его родителей просто надрала бы тебе уши, чтобы ты на всю жизнь запомнил… А пока пойди попроси у него прощения. – И она, еще раз внимательно окинув Фурмана взглядом, отвернулась.
– Прости меня, пожалуйста, я не хотел тебя так… – посланный Фурман произнес это почти искренне. Беркин загадочно усмехнулся, и они разошлись.
– Ты чего такой? – спросили Фурмана на ходу. – Из-за него?
Он кивнул.
– Да ладно, не бойся, он же вернулся!
– А я и не боюсь… – пробурчал им вслед Фурман. Но все бы очень плохо. «Все очень, очень плохо», – прошептал он, уставившись сквозь ограду. Можно было бы попробовать пролезть незаметно меж прутьями и, спрятавшись в соседнем дворе, перехватить кого-то из своих, кто придет за ним, но как раз на этом участке ограды расстояние между прутьями было маленьким даже для Фурмана.
У него еще была небольшая надежда, что за ним придут пораньше и встречи с беркинскими родителями удастся так или иначе избежать. Он с тоскливым старанием попытался внушить далекому папе свое отчаяние, чтобы тот отпросился с работы, но по какому-то внутреннему холоду Фурман знал, что «колдовство» не получилось.
