— Так откажите ему.
— А про мое тяжебное дело-то, батюшка, ты, верно, забыл?
— Нет, помню. Так что ж?
— А то, что коли испортят его здесь в палате, так еще Бог весть, поправишь ли в Москве. Нет, мой отец, успею ему отказать и тогда, как дело будет решено в мою пользу.
— Ну вот уж два жениха забраковано. Нет ли еще третьего?
— Есть, Николай Иванович, есть женишок! Да и дело-то почти совсем слажено.
— Вот что! Как же мне Варенька ничего об этом не намекнула?
— Да она еще сама не знает.
— Право? Так вы заранее уверены, что этот жених ей понравится?
— Как ему не понравиться, батюшка? Ведь у него — легко вымолвить — четыре тысячи душ.
— Четыре тысячи? Так это...
— Князь Владимир Иванович Верхоглядов. Что, батюшка, каков женишок?
— Да хорошо ли вы знаете этого человека?
— Я знаю, батюшка, наверное, что у него четыре тысячи душ и ни копейки долгу.
— Конечно, после этого и говорить нечего. Вот если бы у него не было ста тысяч в год доходу...
— Полтораста, батюшка.
— Неужели?.. Смотри, пожалуй! Так что ж это говорят, будто он самый пустой человек; будто у него нет никаких правил; будто он на словах сумасшедший либерал, а на деле трех-бунчужный паша; будто он толкует беспрестанно о потребности века, о вышних взглядах, о правах человечества... и разоряет своих крестьян; будто у него давно уже ум за разум зашел и что, рано или поздно, ему не миновать опеки?
— И, что ты, мой отец! Да разве отдают под опеку людей, у которых полтораста тысяч в год доходу и ни копейки долгу?
— Вот то-то и есть. Говорят также, что будто бы у него такой причудливый и скверный характер, что с ним ужиться нет никакой возможности.
— Вздор, батюшка, вздор! То же самое говорили и про моего покойника; да ведь жили же мы кое-как? Ну, конечно, как без того: бывало, пошумим, погрыземся, а все-таки он, дай Бог ему царство небесное, сделает, так сделает по-моему. Нравный муж не беда, мой отец; лишь только не поддавайся да кричи громче его, так все пойдет своим чередом.
— Правда, Анна Степановна, правда; это самый лучший способ жить в ладу с мужем. Дурака запугаешь, умному надоешь, так и тот и другой будут поневоле делать все, что жена захочет. Да Варенька-то, кажется, у нас не такого характера: она уступчива, добра, самого кроткого нрава...
— Переменится, мой отец, переменится. Ведь нужда чему ни научит!
— Конечно, Анна Степановна, конечно. Да и материнские ваши советы, быть может, на нее подействуют. Так это дело кончено; племяннику губернаторши Вельскому...
