Окончив с горем пополам девять классов, я поступила в медицинский колледж. Почему? Да просто всегда хотела стать врачом. Мама с папой, конечно, в штыки приняли моё решение. «Заканчивай одиннадцать классов и поступай как все нормальные люди, в мединститут. Наймём репетиторов, вытянут тебя, раз сама не в состоянии». И уговаривали, и ругали – всё без толку. Упрямства – на десятерых хватит; если уж решила чего – хоть башку расшибу, а сделаю.
По правде говоря, надоела к тому времени школа хуже горькой редьки, да и уверенности, что сумею её благополучно закончить, не было. А колледж не только среднее образование даст – так я родителям втолковывала, – но и специальность. Поработаю, мол, медсестрой, определюсь окончательно, потяну ли на врача. Переиграть же никогда не поздно. Убедила. Точнее, устали они со мной цапаться, махнули рукой – делай, как знаешь.
Да, характер у меня не сахар. Но именно благодаря ему уцелела, оказавшись в совершенно немыслимой ситуации – угодив в реальное Средневековье. Не свихнулась и не опустилась, старалась не просто выжить, но и жить достойно, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
А Чужой Мир продолжал испытывать на прочность. Опять одна. Опять негде приклонить голову.
Сбежав от возможных преследований барона фон Борхерта, я нашла в порту большую рыбачью лодку с парусом, хозяин которой согласился за два с половиной талера отвезти в Антверпен.
И вот я здесь.
На постоялом дворе за ночлег и баланду, подаваемую на ужин, брали сущие гроши, но для меня и эти расходы грозили стать неподъёмными. В карманах, что называется, ветер гулял.
Днём я бесцельно слонялась по узким кривым улочкам Антверпена – сидеть и нюхать вонь постоялого двора невыносимо – с робкой надеждой приискать работу, чтобы по силам. А ночами тихо ревела в подушку (точнее, в набитый сеном мешок) и молча просила Бога сжалиться надо мною – вернуть домой.
Город пребывал в плачевном состоянии – последствие «испанской ярости», событий шестилетней давности. Испанская солдатня, как рассказала мне подвыпившая хозяйка постоялого двора, тогда совсем озверела, из-за задержки жалованья начала грабить город и громить всё, что попадалось под руку, колоть и резать, не разбирая правых и виноватых. По словам женщины, сущий ад творился на улицах и площадях Антверпена – всё завалено трупами, кругом горело и рушилось. Она нисколько не преувеличивала: на следы пожарищ я натыкалась всюду, а главную площадь города «украшали» черные от копоти развалины – всё, что осталось от городской ратуши.
