Иоанн, который в заключительных строках своего Евангелия утверждает, что был очевидцем событий, в предшествующих Тайной вечере эпизодах не раз ссылается на символику хлеба, но при ее описании не упоминает об освящении хлеба и вина. Предположительно, потому, что для него это было настолько естественной и привычной частью праздничной трапезы, которая и не нуждалась в особом упоминании. Зато он подробно описывает другой обряд Тайной вечери как кульминационный: Иисус омывает ноги своим ученикам — поочередно каждому! Даже Петру, невзирая на возражения последнего. Затем Иоанн приводит слова Учителя: «Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам»(Ин. 13:15). Стало быть, по Иоанну, Иисус завещает нам не обычный, повседневный обряд освящения хлеба и вина, а смирение и любовь, взаимопочитание, выразившееся в омовении ног, устранении земного праха. То есть, помимо наказа помнить («воспоминать») о Нем, Учитель даже в последние часы своего земного бытия наставляет учеников на путь высшего проявления человеческой сути.
Тогда к чему относятся приписываемые Лукою (в отличие от Иоанна) Иисусу Христу слова «сие творите…»? Только ли к освящению хлеба? И почему их как ключевые приводит лишь один евангелист из четырех?
Можно предположить, что грек-целитель Лука меньше всех прочих был знаком с обычаями евреев, а потому, со своей точки зрения, усматривал смысл Тайной вечери не в отдельных ее деталях, таких, как освящение хлеба и вина или омовение ног, а во всей их целокупности. Свободная, откровенная беседа за едой-питьем, что имело место во время последнего ужина с учениками, напоминала Луке симпозиум, игравший важную роль в эллинской культуре. Правда, «симпозиум» в буквальном смысле означает «совместное питие», но винопитие в компании тогда предполагало прежде всего раскованность души и языка, умение искренне говорить о чем бы то ни было и внимать словам собеседника.
По-братски разделенные хлеб и вино, откровенная беседа, приносящая очищение душе, — таков, пожалуй, смысл священного обряда, увековеченного в христианской литургии.
Все вышесказанное имеет, на мой взгляд, прямое отношение к эвтелии, поскольку каждый из нас заслуживает последней вечери — не поминальной трапезы, а прощальной встречи и беседы с друзьями и близкими. Уходящий из жизни должен иметь возможность высказать остающимся все, что было недосказано, а близкие — отпустить умирающего человека с миром, дабы не терзался он муками совести из-за того, что вынужден покинуть их, лишить своей заботы и опеки.
